«Ты ведь даже не можешь смотреть в одну точку», — сказала Джоани.
«Как же я тогда посмотрю на себя?»
«Заткнись, Мэтт. Собери вещи и садись в машину».
Я собрал вещи и сел в машину.
По-видимому, у меня был поврежден четвертый нерв, тот, который отвечает за зрение, потому что перед глазами все плыло и качалось.
— Ты же тогда мог умереть, — говорит мне Скотти.
— С какой стати? — отвечаю я. — Из-за четвертого нерва? Да зачем он нужен?
— Ты нам соврал. Сказал, что все в порядке. Сказал, что видишь мои пальцы.
— Я не врал, а просто угадал. К тому же мне тогда казалось, что у меня теперь двойняшки. Две Скотти.
Дочь бросает на меня косой взгляд, оценивая мою уловку.
Помню, что, пока я лежал в больнице, Джоани налила мне водки в желе. Потом нацепила мою глазную повязку, легла в мою постель, и мы провели там какое-то время. Это было неплохо. Это было последним из моих по-настоящему приятных воспоминаний о нашей супружеской жизни.
Я никак не могу избавиться от подозрения, что у Джоани есть — или был — другой мужчина. Когда я привез ее в Королевский госпиталь, то полез в ее кошелек, чтобы достать страховку. Вот тогда я и обнаружил маленькую голубую картонку, предназначенную, похоже, для тайных посланий. В записке говорилось: «Думаю о тебе. Увидимся в „Индиго“».
Этой записке может быть невесть сколько лет. Джоани вечно таскает с собой старые квитанции, старые визитки старых фирм, давно прекративших свое существование, использованные билеты на фильмы типа «Водный мир» или «Слава». Эту записку могла написать какая-нибудь из ее веселых подружек-моделей. Они вечно сюсюкают друг с другом, к тому же цвет карточки — тиффани блу [2] Tiffany Blue (англ.) — голубой тиффани, оттенок голубого (бирюзовый), получивший свое название по цвету коробочек для украшений ювелирной фирмы «Тиффани», Нью-Йорк.
— был вполне женский. В тот момент я решительно отбросил все подозрения, но теперь, хотя и хочу забыть о записке, ловлю себя на мысли, что считаю жену женщиной скрытной и склонной к любовным авантюрам: она пить может и пьет, а к чему ведет алкоголь, и сколько ночей она провела у подружек… Когда я начинаю так думать, роман с другим мужчиной кажется уже вполне возможным, если не неизбежным. Я забываю, что Джоани моложе меня на семь лет. Забываю, что ей нужны комплименты и развлечения. Нужно чувствовать себя желанной, а я слишком занят, чтобы делать комплименты, развлекать и желать. И все-таки я не могу представить себе, чтобы у моей жены был любовник. Мы знаем друг друга больше двадцати лет. Мы женаты и не ждем друг от друга слишком многого. Мне нравится то, что есть, и я знаю, что и ей нравится то, что есть. Нет, сейчас мои подозрения не к месту.
Скотти не сводит с меня прищуренных глаз.
— Ты тоже мог бы лежать вот так, — говорит она.
Не понимаю, при чем тут история с мотоциклом.
В последнее время Скотти постоянно меня обличает и ловит на лжи. И допрашивает. Я для нее дублер. Отец. По-моему, они с Эстер упорно готовят мой выход, но я хочу им сказать, что все в порядке. Я — второй состав, звезда скоро вернется.
— Чего еще ты хочешь? — спрашиваю я.
Скотти сидит на полу, положив подбородок на сиденье стула.
— Я хочу есть, — заявляет она. — Умираю с голоду. И пить. Мне нужна содовая.
— Поговорила бы ты с мамой, — вздыхаю я. — Расскажи ей что-нибудь, пока мы здесь. Давай-ка я схожу за содовой, а ты побудешь с ней. Без меня. Так что тебя никто не услышит.
Я встаю, закидываю руки за голову и потягиваюсь. Когда я перевожу взгляд на Джоани, у меня сжимается сердце. Я-то могу двигаться сколько угодно, а она…
— Хочешь чего-нибудь диетического?
— Ты считаешь, что я толстая? — спрашивает Скотти.
— Вовсе нет, но Эстер постоянно пичкает тебя сладким, так что могу предложить небольшой курс детоксикации, если ты, конечно, согласна. Все меняется.
— А что такое детоксикация? — спрашивает Скотти, встает и потягивается, точь-в-точь повторяя мои движения.
Я уже не раз замечал, что она во всем меня копирует.
— Это то, что давно нужно было пройти твоей сестре, — невнятно бормочу я. — Скоро вернусь. Никуда не уходи. Поговори с мамой.
Я выхожу в пустой холл. В центральной приемной — медсестры и дежурные врачи, а также посетители, которые ждут, когда медсестры и дежурные врачи обратят на них внимание. Каждый раз, проходя по коридору мимо палат, я мысленно приказываю себе никуда не смотреть, и каждый раз мне это не удается; вот и сейчас я заглядываю в соседнюю палату, где лежит какая-то знаменитость. Там постоянно толкутся друзья и родственники, там воздушные шарики, цветы и гирлянды, словно болезнь невесть какой подвиг. Сейчас в палате пусто. Знаменитость босиком выходит из ванной, придерживая руками больничный халат. Наверное, вне больницы, в костюме, он выглядит круто, но в больничном халате вид у него хрупкий и беспомощный. Он берет со стола открытку, читает, кладет на место и тащится к постели. Терпеть не могу открытки с пожеланиями скорейшего выздоровления. Это все равно что пожелания безопасного полета. От тебя тут ничего, в сущности, не зависит.
Читать дальше