Вера Кауи: Любить и помнить [Демоны прошлого]

Старый дом Латрелов нисколько не изменился. Он по-прежнему царственно возвышался на вершине холма, и теплое июньское солнышко ласкало розовую кирпичную кладку, белокаменную балюстраду, аккуратно подстриженный кустарник и цветущий розарий. Только при подъезде к указателю с табличкой «Парковка» стали заметны первые признаки перемен. На месте бывшего огорода расстилалась гудронная площадка, заставленная автомобилями и полудюжиной конных экипажей, а конюшня превратилась в сувенирную лавку, где торговали путеводителями, закладками для книг, кружками, тарелками и чайными набивными полотенцами с изображением дома. Сбоку разместилось кафе, там подавали чай со льдом.

Он оставил машину на попечение ливрейного шофера, который сказал:

– Банкет на восточной лужайке, сэр. Позади лавки, налево.

– Благодарю, я помню, – улыбнулся он. Гул голосов подтвердил, что он правильно помнил дорогу. Сначала он услышал шум людей, собравшихся на лужайке, скрытой разросшимися тисовыми деревьями, а потом, выйдя к ней по гравиевой дорожке, увидел большую шумную компанию. Посреди роскошной зелени лужайки под белым полотняным тентом тесно стояли столики и стулья, а все остальное пространство было занято многочисленными гостями, будто старавшимися перекричать друг друга.

Традиционный сбор 314-й эскадрильи 97-го авиационного полка военно-воздушного флота Соединенных Штатов, как всегда, в день 13 июня и на своем обычном месте, был в полном разгаре. В нынешнем, 1966, году он устраивался уже в восемнадцатый раз.

Он остановился в тени деревьев, присматриваясь к обстановке, с удовольствием погружаясь в атмосферу праздника. Но тут же к нему подошел мужчина, который только что, как и он сам, стоял на краю лужайки и с любопытством на него смотрел.

– Ба, кого я вижу! Старина Железный собственной персоной! Эд Хардин, чтоб мне на месте провалиться! Что-то я тебя раньше на этих сборищах не замечал. Чему же мы обязаны удовольствием лицезреть такую персону?

У подошедшего было вытянутое нагловатое лицо и гнусавый голос. Ему очень подходило его липкое, тягучее имя – Эрве Лейнерт.

Эд окинул его взглядом.

– Привет, Эрве. Все еще высаживаешь по три пачки в день?

– Истинно так, чтоб мне на месте провалиться! Привык, знаешь ли, и не собираюсь отказываться от своей привычки. Она, кстати, не мешает мне чувствовать себя получше, чем хозяин этого замка. Да ты-то как, Эд? Тыщу лет тебя не видал!

Они обменялись вежливым рукопожатием. Друзьями они никогда не были.

– Что поделываешь? – Эрве закурил очередную сигарету.

– Служу по-прежнему.

– Вон что... Ну и правильно. Миллер, ну, которого Бизоном звали, говорил, что встречал тебя где-то.

– В Сайгоне.

–Точно, в Сайгоне! Он тоже тут крутится, такой же живчик, как прежде. Еще и пошустрее. Нет, ей-Богу, чего ты раньше-то сюда не заявлялся? – настойчиво переспросил Эрве.

– Я впервые приехал в Англию после того, как вернулся домой в сорок пятом, – ответил Эд сдержанно.

– Раз уж ты остаешься на службе, – раздумчиво протянул Эрве, – тебе сам Бог велел сюда заглядывать. Я ни единого раза не пропустил. Такие встречи, знаешь ли, многое помогают понять. Видно, как время нас всех меняет и далеко не к лучшему. – Он широким жестом обвел лужайку, роняя на траву сигаретный пепел. – Как тебе нравится знакомое местечко?

– Совсем не изменилось.

– Только внешне. Знаешь, оно ведь теперь Латрелам не принадлежит. Продали Национальному тресту. Слишком дорого обходилось содержание, не потянули. Да, старая добрая Англия приказала долго жить. А Латрелы тут обретаются, держат фасон, как всегда. Леди Сара по этой части дока! Да что я тебе рассказываю, ты про эти дела лучше нас всех знаешь.

При этих словах Эд прямо взглянул ему в глаза, и Лейнерт, не изменившись в лице и не дрогнув голосом, все же не выдержал этого взгляда. Однако тему разговора он менять не собирался.

– Она где-то тут, крутится среди янки.

– А ты, Эрве, ничуть не изменился. Все также тебе чужая соломинка глаз колет.

Эрве покосился на Эда, подумав про себя, что уж если кто и не изменился, так это его собеседник. Везет же некоторым. Ну, постарел, конечно. Так и все постарели. Он пригладил пятерней жидкие волосы, втянул живот. Железный выглядел таким же молодцом, как в прежние времена. Ни жирку не нагулял, ни седины не нажил. Правда, Эд чуток помоложе. Двадцать лет назад он, Эрве Лейнерт, был в эскадрилье самым старшим, ему уж на четвертый десяток пошло. Значит, сколько сейчас Эду? Сорок шесть? Сорок семь? Что-то в этом духе.