Ник Хорнби - Как стать добрым

— Что еще? Что еще я натворила непоправимого?

— Речь не о том, что ты натворила. Речь о том, что все мы в нашей жизни поступаем неправильно.

— И как именно?

— Не заботимся друг о друге.

— Не заботимся? Что значит «не заботимся»?

— Это значит, что мы невнимательны друг к другу. Следим лишь за собой и не обращаем внимания на слабых и бедных. Мы презираем наших политических деятелей за их бездействие и считаем, что этого вполне достаточно, чтобы всем было видно, что мы не равнодушные люди. А сами между тем живем в домах с центральным отоплением, которые слишком велики для нас…

— Эй, попридержи, куда погнал…

Нашей мечтой — еще до того как диджей ГудНьюс вошел в нашу жизнь — было переехать в какой-нибудь приличный домишко в пригороде, где бы было просторнее и мы бы поминутно не сталкивались с детьми. Теперь же наша мечта уже расценивается как холлоуэйский эквивалент Грейслэнда. [21] Роскошное поместье Элвиса Пресли с Мемфисе, США. Ныне музей и место паломничества поклонников. Но мне не удалось высказать эти соображения, потому что Дэвид прочно захватил инициативу.

— У нас есть комната для гостей и кабинет, а многие спят на тротуаре. Мы сбрасываем остатки еды в кухонный компостер, в то время как люди на улице выклянчивают себе мелочь на стаканчик чая и пакетик чипсов. У нас два телевизора, три компьютера… ну, допустим, было три, пока я не пожертвовал один, что было расценено как преступление! Только подумать — сократить число компьютеров на целую треть! Мы не думаем о том, что тратим по десять фунтов на карри из ресторана.

Я думала, что Дэвид сейчас дойдет до слов: «По сорок фунтов на человека в приличном ресторане», что у нас иногда случалось и, конечно, возбуждало беспокойство по поводу семейного бюджета. Но десять фунтов на ресторанный обед в упаковке… Да, виновна, признаю: я частенько без долгих раздумий отдавала десять фунтов за пакет с ресторанным обедом, однако мне и в голову не приходило, что кто-то может упрекнуть меня за это в преступном легкомыслии или мотовстве. Следует поблагодарить Дэвида за такую расчетливость.

— Мы тратим по тринадцать фунтов на компакт-диски, которые у нас уже есть в другом формате…

Это он про свои диски, которые сам себе и покупал.

— …покупаем нашим детям фильмы, которые они уже смотрели в кино и к которым больше никогда не возвратятся…

Последовал долгий перечень подобного рода преступлений, каждое из которых было смехотворно и в другом доме выглядело бы невинной бытовой причудой, но с подачи Дэвида теперь эти траты выглядели эгоистичными и отвратительными поступками, достойными высшей меры презрения. На некоторое время голова у меня пошла кругом.

— Я — худший кошмар либерала, — заявил Дэвид в конце этого утомительного перечня. На лице его застыла неописуемая усмешка: в ней можно было прочитать злорадство самоистязания и еще какие-то параноидальные чувства.

— И к чему ты это все затеял?

— Думаю, нам это скоро станет понятно. Еще не время, но мы как раз к этому движемся.

В воскресенье мы пригласили на обед моих родителей. Они у нас редкие гости — обычно мы сами наносим им визит, — но, уж если мы все-таки их приглашаем, я устраиваю пиршество. Примерно то же происходило в моем детстве: дети причесывались, надевали праздничные наряды (в смысле — лучшее, что у них было), помогали прибраться в комнатах, а потом были вынуждены часами сидеть за столом и слушать утомительные разговоры взрослых. Само собой, готовилось традиционное жаркое, которого мы с братом терпеть не могли (возможно, потому, что оно оказывалось неизменно отвратительным: жирная баранина, пересушенные кабачки, слипшаяся жареная картошка — словом, обычное меню образца 60-х), но которое, как ни странно, нравилось Тому с Молли. В отличие от моих родителей, мы с Дэвидом умели готовить. И, в отличие от родителей, редко использовали эти таланты для наших детей.

Наконец споры о том, что надевать к столу, стихли, уборка завершена, родители встречены. Мы пили сухой херес под орешки-ассорти в гостиной. Дэвид вышел на кухню, чтобы порезать мясо и приготовить соус. Не прошло и минуты — слишком непродолжительное время, чтобы справиться с такой задачей, — как он снова появился в дверях.

— Ростбиф и жареная картошка? Или мороженая лазанья?

— Ростбиф и жареная картошка! — радостно завизжали дети, и мои старики хихикнули вместе с ними.

— Я тоже так думаю, — заключил Дэвид и удалился на кухню.