Чума в Бедрограде

Попельдопель подошёл к покойнику Гуанако, на всякий случай встал так, чтобы получше закрыть его спиной от всех прочих обитателей балкона — больше половины этих людей с ним работали, кое-кто его учил, да и вообще — светило, идеолог, все дела. Они, конечно, не смотрят по сторонам, они всецело поглощены Хуём и грядущей экспедицией в Хуй (какая удача, что он всё-таки есть, что нашли его только и именно сейчас, да ещё и те, кто нужно!), но мало ли.

— Бдишь?

Гуанако кивнул, затянулся и негромко ответил:

— Проверяю знание предмета и ораторские навыки. Он же никогда лекций не читал.

Вот, и Попельдопель уже успел об этом подумать.

— Я путаю, или он в аспирантуру даже собирался? — накатило вдруг на Попельдопеля что-то большое, ностальгическое и прямо-таки пронзительное, хоть сопли вытирай.

— Собирался. И уехать с Охровичем и Краснокаменным в Афстралию собирался, искать там что-нибудь похожее на историческое развитие общества — чтобы дикие земли, дикие люди и плотоядные козлы.

— А в результате и диплом не успел защитить, — ностальгическое и пронзительное атаковало Попельдопеля с такой силой, как будто Дима был ему не полузнакомым студентом с чужого факультета, где у него всего один модуль, а как минимум родным сыном.

— Он потом передо мной лично защищал, — улыбнулся чему-то своему Гуанако, — на казённой печатной машинке дописывал.

Гуанако повернул ладонь тыльной стороной и продемонстрировал Попельдопелю перстни, которые тот и сам уже приметил. Перстней было три штуки, все три — затёртые, исцарапанные и совершенно одинаковые. То есть не совсем одинаковые: тяжёлые круглые бляшки из какого-то желтоватого сплава вместо камней — это же выломанные клавиши печатной машинки! Складываются в слово «хуй», во что они ещё могут у Гуанако складываться?

— Какие нынче казённые машинки. Это ж дореволюционная модель! — Попельдопель чуть не присвистнул.

— А то. Большому начальнику когда-то принадлежала, — Гуанако очень внимательно вгляделся в буквы. — И ссудили мне её в непротокольное пользование благодаря ещё большей протекции.

— Хорошо живёшь! Жил, в смысле… В смысле, извини. Нет, правда, извини, не подумал, вряд ли это называется «хорошо», если я правильно понял, о чём речь, — Гуанако только беззаботно отмахнулся, но Попельдопелю всё равно было как-то неловко за смороженную глупость, и он без задней мысли сразу же сморозил следующую. — Ты скучаешь по всему этому? Ну, Университет, кафедра, лекции…

— …совращение студентов, ты хотел сказать! — затушив сигарету, Гуанако всерьёз задумался. — Вот знаешь, нихуя не скучаю. Наоборот, я тут позавчера изо всех сил скучал по тому, как оно было в последние десять лет.

— А что изменилось-то?

— Уже ничего, уже вернулось обратно, — вот невозможный человек, от всего сегодня отмахивается! — А потом вообще звонок Шапки, угроза эпидемии — я ведь не собирался ни в какую политику вписываться, но когда такая хуйня творится, как тут не впишешься?

Тут Попельдопель его очень хорошо понимал: столько проблем, столько проблем, все справляются кое-как, мочи нет смотреть — надо просто пойти и самому всё сделать!

Город от чумы вылечить, например.

— И сделать я это предлагаю — конечно, вам! — крайне уместно, буквально прочитав мысли Попельдопеля, заявил в микрофон Дима. — Ну, не совсем я, даже совсем не я, а руководство истфака и медфака. То есть это, исторического и медицинского факультетов. Сам я хоть что-то про историю знаю на уровне обывателя, сдававшего экзамен на третьем курсе с похмелья, но, кажется, со мной приключилось крупнейшее открытие в области вашей дисциплины за последние… не знаю, за всё время. Настоящий Вилонский Хуй, населённый настоящими скопцами, потомками… эээ, духовными потомками специальных имперских отрядов скопцов-смертников. Которые возродили некую древнюю религию, которая может быть изначальной человеческой. И медикам тоже повезло, на дне Хуя — бесконечное количество неизученных бактерий, культур и вирусов.

— Гонореечка, — буднично прокомментировал Гуанако, и кто-то из студентов в зале тоже, видимо, пошутил на тему, прокатилась волна хохота, Дима поправил очки на носу и ответил в том же духе, старательно симулируя профессиональный врачебный юмор.

Попельдопель похвалил его про себя, а Гуанако с тщательно скрываемой гордостью похвалил вслух:

— Неплохо же держит внимание аудитории, зря Охрович и Краснокаменный хлысты расчехляли. И так все слушают.