— А дальше-то что?!
— Дорогой мой слушатель… Нелегко объяснять мне, ибо отчаялась я, и не знаю, и забыла, как звучит Слово, но так дорого мне ваше внимание, и ваше участие, что и в паузах мне не хочется с вами расставаться, потому что и паузы нас объединяют, и мне хочется продлить, растянуть их, потому что, как только вы все прочтете, я снова окажусь одна…
Но к делу.
…Летний ливень. Поздняя гроза.
Дождь идет,
но мы не слышим звука.
(…)
человек по улице идет,
и навстречу женщина идет,
и они
увидели друг друга.
Я не знаю,
что он ей сказал,
и не знаю,
что она сказала,
но —
они уходят на вокзал.
Вот они под сводами вокзала.
(…)
Что же будет дальше?..
(Из книги Ю. Левитанского «Кинематограф»)
Каждый день, когда я встаю, умываюсь, варю кофе, печатаю на машинке, я всегда думаю о нем. Мне не нужно закрывать глаза, чтобы увидеть его лицо: достаточно представить, что вокруг снова летняя осень, и перекресток со светофором, и он. То есть, я хочу сказать, ты. Я часто разговариваю с тобой, хотя ты вряд ли меня помнишь (забвение — та же смерть, вот и валяются на полу кафтаны да колпаки, колпаки да кафтаны…). Но раньше, когда я этого хотела, я тайно встречалась с тобой (об этом никто не знал, даже ты). Стоило мне оказаться в пустой комнате — и я переносилась в тот осенний теплый день и ты выходил мне навстречу из красной кареты, то есть из красной перламутровой машины…
Кому сказать спасибо за то, что мы встретились и были рядом? Ичто можно сделать, и кто виноват, если судьба в тот счастливый и горький день вышвырнула меня на дорогу навстречу тебе?!
Твоя машина заслонила собой весь мир в зеркальце обзора. Я перестроилась во второй ряд, но ты не стал обгонять. Я попробовала отстать, потом — уйти вперед. Бесполезно! В огромном городе неизвестные двое плыли бок о бок в безумном потоке машин; и не нужно было скорости, и не нужно было ветра для ощущения полета. Глаза наши встретились, и у меня закружилась голова. Бежать! Бежать! Со всех ног! Из последних сил! Вот я у обочины. Мотор заглох.
У него был такой легкий-прелегкий шаг, такое улыбчивое, молодое, свежее лицо, дополненное для солидности усами, что и всякий, окажись он на моем месте, потерял бы голову. Росту он был высокого, в плечах — косая сажень. Лет ему было двадцать семь.
— Как так?! Зачем обманывать?! Разве в двадцать семь бывает молодое, свежее лицо?!
— Эх, вы!!! Даже Леночка, даром что она толком ни в чем не разбиралась, и то знала, что в двадцать семь только еще начинают становиться по-настоящему мужчиной!!!
Вы смотрели когда-нибудь каталоги товаров ФРГ? Смотрели? Обращали вы внимание на всех этих мальчиков в разделе «Товары для мужчин»? На их идеальные фигуры, мужественные лица, сверкающие улыбки, на их шикарные костюмы или пальто — в зависимости от того, что они рекламируют? Так вот: он выглядел так, будто вылез не из машины, а сошел со страниц каталога. Он был красив до того, что казался ненастоящим! Он был — и его не было, а только обман, мираж. Или слишком он молод? Слишком красив? Слишком шикарная у него машина? Наверное, все сразу. Я попала в чужой фильм… Мальчик, бумажный обманный мальчик, вырезанный из журнала, стоял рядом и что-то говорил. Бумажный мальчик. Если пойдет дождь, он размокнет, если будет солнце — нарисованные чудесные губы растекутся по лицу. И тогда — показалось или так было? — мальчик медленно опустился на колено на пыльный асфальт. Машины проносились мимо, водители понимающе усмехались. Один притормозил: «Слушай, ты чё над мужиком издеваешься?» — неодобрительно покачал головой. Случилось чудо: бумажная фигурка ожила, ее стали замечать люди! И тогда Лена кивнула. Он сел к ней в машину.
— Меня зовут Петер — по-вашему, Петр. А тебя как зовут?
— Что тебе нужно?
— Ты отлично водишь машину, вот я и решил перенять опыт.
— У меня мотор заглох, понятно?!
— Открывай, будем чинить!
— Трос порвался.
— Не понял.
— Железная веревка. Потянешь — открывается капот.
— Что это — капот?
— Где мотор находится.
— У тебя есть… как же это по-вашему?!. Сейчас принесу.
В чемоданчике было полно всего, но трос подцепить не удавалось. Петр, пытаясь вытянуть конец через вентиляционную решетку, ободрал руку. Проступила кровь. Лена — и пусть первым бросит в нее камень тот, кто сам без греха, — повторяла: «Пусть бы этот трос подольше не доставался», — а когда Петр заводил мотор: «Пусть бы этот мотор подольше не заводился». Увы, вскоре все было сделано. «Только бы не заплакать! Только бы…»
Читать дальше