Дуглас Коупленд - Элеанор Ригби

Мы старались не поднимать больную для Джереми тему: время. Жизнь не бесконечна, а ему было отпущено меньше других. Трудно расстаться с жизнью, даже если она не больше, чем привычка.

Иногда мне кажется, что видения — способ оказаться в будущем, которого ты скорее всего не увидишь. Те, кому грезится апокалипсис, просто не представляют себе жизнь после смерти. И если им придется покинуть этот свет, они готовы забрать с собой весь мир.

Учитывая вышесказанное, несчастные фермеры все-таки затронули некие струны моей души. Как-то раз я наведалась в библиотеку и взяла для Джереми несколько книг по сельскому хозяйству. Задумка ерундовая, зато сын оказался на седьмом небе.

— Я вечно попадал в фермерские семьи, но мне никогда не давали работать на земле. Забавно, ведь это занятие я наверняка бы полюбил.

— Правда?

— О да. Мне бы парочку акров, я бы бросал в землю семена, смотрел, как они растут, цветут, плодоносят, а осенью обращаются в почву — и как бы я был рад!

— И ты бы нисколько не скучал по городу?

— Вряд ли.

— И не наскучило бы?

— Какое там! Когда твоя жизнь зависит от растений, всегда думаешь на год вперед. Наверное, поэтому я все время фермеров вижу: у них другого выбора нет, как только верить в будущее.

Признаюсь честно, я не понимаю прелести работы на земле — слишком однообразно. Хорошее, грамотно устроенное хозяйство обречено веками оставаться одним и тем же. Прямая противоположность путешествиям во времени. Представьте: трудиться не покладая рук — и все зачем? За этим нет идеи, нет «Эврики!». Производство еды целыми днями, днями, днями… И погода.

Джереми мечтательно произнес:

— Да, вот бы стать фермером…

Я помалкивала. Вспомнилось застолье на Пасху, когда мы собрались всей семьей. Уильям хорошенько поддал и пустился в разглагольствования на тему будущей профессии своих протравленных телевидением крысенышей.

— Только неудачники принимают серьезные решения в момент кризиса. Чесаться надо раньше, когда внешне все благополучно. Смотришь: выпал краткий период затишья — двигайся, подтянись на следующую ступеньку.

Как видно, Уильям уверен, что страдания меняют человека не в лучшую сторону. Я не согласна, однако предпочитаю держать рот на замке.

Теперь, видимо, уже утро. Понятия не имею, сколько я проспала. Какая жестокая выходка фортуны — запереть измотанного перелетом и сменой часовых поясов человека в помещении, где невозможно определить, который час. Попробую вычислить, какое теперь время суток по количеству сахара в еде, которую будут просовывать через дверь. Ударная доза сладкого — значит, утро.

От нечего делать продолжу путевые заметки.

Итак: приземление.

Когда мы снижались над аэропортом, все было на первый взгляд нормально. Я волновалась перед повторным прибытием на европейский материк и, как любой турист, без устали вытягивала шею, пытаясь разглядеть расстилающийся под крыльями мир. В отличие от пейзажей Северной Америки европейские ландшафты, если смотреть на них из иллюминатора воздушного судна, похожи на аккуратно вычерченные карты.

Спускаясь по трапу, я сразу поняла, что во Франкфурте стоит немилосердная жарища. Вскоре стало ясно, что кондиционеры в терминале работают в весьма экономном режиме.

Минут десять мы тащились пешком к кабинкам иммиграционного контроля, зато там нас пропустили быстро и без лишней волокиты. Оказавшись в самом терминале, я спросила штатного сотрудника, где посадка на рейс в Вену. Мне посоветовали каждые пятнадцать минут сверяться с информацией на табло — утром произошел какой-то компьютерный сбой, из-за него замедлилась работа диспетчерских вышек, а дальше пошло по принципу домино: все последующие рейсы отправлялись с задержкой. Не склонные к беспочвенной нервозности пассажиры теперь сидели в зале ожидания, обмахиваясь потрепанными посадочными талонами и влажными от пота выпусками «Интернешнл геральд трибьюн»; однако странников на глазах покидала невозмутимость. Мужчины обрастали щетиной, у женщин лоснились от пота лица. И еще складывалось впечатление, что через Франкфурт переправляют все юношеские команды мира по футболу. В каждом уголке, в каждом укромном местечке дремала молодежь. Похоже, инженерам, которые проектировали этот аэропорт, пришелся по душе самый дешевый салон туристического класса, и они решили воссоздать его подобие в архитектуре. Как не стыдно измываться над людьми!

По счастью, мой билет давал право пройти в зал ожидания для пассажиров первого класса. За блестящей алюминиевой дверью царила блаженная прохлада: роскошная мебель, шелковая драпировка на стенах, благодаря которой создавалось ощущение тишины и покоя, подносы с бутербродами, какие не стыдно подать на свадьбу, и блестящий хромированный бар внушительных габаритов. Очутившись здесь, с легкостью забываешь о людях, по-скотски теснящихся вне этих стен. Я приняла душ, надела чистую блузку и попыталась забыть, что на ногах уже почти целые сутки. Сидела на удобном роскошном диване и неторопливо пожевывала бутерброд с ветчиной, который взяла на столике с закусками. Вот тогда-то передо мной и открылось незабываемое зрелище: посадочную площадку наводнили полицейские и бронетранспортеры. Даже те, кто впервые оказался в аэропорту, тут же смекнули: случилось нечто из ряда вон выходящее. Окружающим, равно как и мне, воображение стало услужливо рисовать картины ужасов террора.