Что стоит за этими цифрами? Две ли только точки зрения? Нет.
Приведу цитаты — за смертную казнь (уже использованные некогда в моей “Периодике”).
“<���…> смертная казнь — это результат добровольного и абсолютно сознательного выбора человека, решившегося на совершение тяжкого преступления <���…>” (Николай Пономарев, “Независимая газета”, 2002, № 11, 25 января).
“Покаяние [убийцы] заключается не в том, чтобы признать убийство ни с чем не сравнимым грехом. А в том, чтобы человек осознал свою вину, понял, что он должен понести за него наказание и нет ему никакого оправдания” (Юрий Антонян, “ИНDEKC/Досье на цензуру”, 2001, № 14).
“Людям вроде наркоторговцев и серийных убийц-маньяков надо дать возможность, чтобы они быстрее прекратили свой греховный путь на земле, чтобы они убили как можно меньше людей, чтобы они своим зельем поставили в наркотическую зависимость как можно меньше людей. Это помощь им, их душе. Ведь если этих преступников убить сегодня — это значит, что они завтра не совершат то, что они совершили бы, если их оставить в живых. Поэтому я считаю смертную казнь актом высокого гуманизма” (иеромонах Евстафий (Жаков), “Спецназ России”, 2003, № 4, апрель).
“А тот, кто против смертной казни, пусть поставит себе в паспорт специальную отметку: своего убийцу заранее прощаю, помилуйте его, не казните! А я не хочу, чтобы моего убийцу миловали…” (Михаил Веллер, “Литературная газета”, 2005, № 28).
И любое из этих высказываний — внутри своей собственной парадигмы — в каком-то смысле неопровержимо. Как, впрочем, и прямо противоположные — внутри своих парадигм.
Абсолютная ценность человеческой жизни? И тут все не очевидно. “1. <���…> Декларируя: „Право человека на жизнь священно” применительно к убийце, он [закон] имеет в виду в конкретном случае не жизнь жертвы или любого человека, но именно убийцы. Имеется в виду, что государство — а через него народ, общество — не имеет права посягать на жизнь убийцы. Тогда следует сформулировать прямо: „Право убийцы на жизнь священно”. 2. Тем самым юридически право на жизнь невинной жертвы и ее убийцы приравниваются. Разница в том, что жертва своим правом воспользоваться не сумела, но защитить право убийцы заботится закон. Государство не сумело сохранить жизнь жертве, но уж жизнь убийце сохранит всеми средствами, имеющимися в его распоряжении. 3. Тем самым фактически закон отказывается приравнивать жизнь жертвы к жизни убийцы. Одна отнята — вторая охраняется. Из пары „жертва — убийца” в конкретном случае государство охраняет жизнь убийцы. <���…> 4. Жертва не гарантирована от убийства. Убийца гарантирован. <���…> 6. То есть каждый человек имеет право на убийство без риска быть за это убитым самому. <���…>” (Михаил Веллер, “Огонек”, 2002, № 6, февраль).
А из признания абсолютной ценности человеческой жизни могут быть выведены прямо противоположные тезисы: и невозможность смертной казни, и ее неизбежность/необходимость.
“Я признаю смертную казнь как необходимость защиты права человека на жизнь” (Александр Бабенышев, “Новая газета”, 2002, № 45, 27 июня).
“И получается, что, когда жизнь уничтожают, нам нечем более подтвердить ее ценность, кроме как лишив жизни убийцу. Дело здесь вовсе не в устрашении и не в силе наказания. Дело в утверждении ценности жизни. Ничего хорошего в казнях нет, особенно тайных. <���…> Смертная казнь в этом смысле сродни демократии — тоже ничего хорошего, но все остальное просто ужасно” (Михаил Райнов, “Московские новости”, 2002, № 36).
Судебные ошибки? “При соблюдении определенных условий сам факт судебной ошибки уже не имеет большого значения. Так, если, допустим, на смерть осуждают только людей, вторично совершивших убийство с отягчающими обстоятельствами, то эффект судебной ошибки почти нивелируется. И это довольно справедливо: человек выбрал загодя, до момента инкриминируемого преступления, путь, несущий в себе риск стать жертвой роковой судебной ошибки, — это его выбор, а значит, его ответственность. Этот момент, кстати, довольно хорошо прочувствован в нашем житейском сознании — все мы знаем, что определенная жизненная стезя почти неминуемо приводит к печальному концу. Так или иначе, но приводит” (Лев Усыскин, “ПОЛИТ.РУ”, 2005, 14 мая). Он же: “<���…> Однако имеется еще один довод противников смертной казни, — довод, лежащий совсем в иной плоскости, вовсе не касающейся личности преступника как такового. Формулируется он так: государство не может заставлять (или даже просто поощрять) человека убивать другого человека. То есть с преступником все понятно, его не жаль — а вот тот, кто станет этого преступника убивать, совершит аморальный поступок, и государство не должно этому способствовать. Понятно, что подобные моральные установки далеко не общеприняты — но даже не это главное. Просто, если принять их обязательными для государства, станет проблематичным, например, выполнение такой его функции, как защита от внешнего врага. В сущности, здесь происходит то же самое: убийство человека ради защиты общества. Разницы никакой, если не считать эфемерный факт того, что на войне убиваемый иногда имеет возможность защитить себя: очень даже часто отнюдь не имеет!”
Читать дальше
