Великий человек.
[Половина страницы отрезана. — Е. Ч .]
10 октября, суббота, 70. Звонил А. И. Впервые измученный, а не столь бодрый, победительный голос. Между прочим спросил — читала ли я заметку о нем и о премии в “Известиях”.
К вечеру мне ее добыли, я ее прочла44.
Ложь с начала и до конца.
Будто народ одобрил исключение. Да народ и не знает ничего, а если и знает, то из этого же страшного источника. Будто писатели одобрили. Какие это? Грибачев? И о протестах — ни слова.
Сразу заныло сердце — отвечать. Но мне нельзя, неприлично, потому что он похвалил меня.
А больше никто — я чувствую — не ответит.
17 октября 70, суббота. Рядом с трагедией “А. И. С.”, которого ожидает вечная разлука с друзьями, любимой женщиной, любимым ребенком — Родиной, идет мещанская драма, развивающаяся в традициях великой русской литературы, “не любовь, — как писал когда-то Толстой, — а ревность, самое далекое от любви чувство”.
Тусенька говорила: “Терпеть не могу эти бабьи упреки — я отдала тебе свою молодость, а ты! — ну и держала бы при себе свою молодость до 50 лет”.
Он, говорят, холоден до бешенства. Кончает роман под улюлюканье мерзавцев. (См. “Комсомольскую правду”45.) Готовится к изгнанию. А она грозит самым страшным и, если ее “вылечат”, может и “дать материал”46.
“Делать зло легко, — говорила АА, — делать добро труднее”.
Эта истерическая, лживая, дешевая, неумная дама решилась насильничать, т. е. делать зло.
Разумеется, она несчастна и ее тоже жаль. Но его мне жаль гораздо больше.
26 октября 70, понедельник. Здесь А. И. Приободрился: кончил роман (сквозь все — кончил! человек-чудо!.. Осталась правка), и Н. А. согласилась, придя в ум, дать развод.
Решений еще не принял.
2 ноября 70, понедельник. Сегодня А. И.
Кончил и поправки.
Впервые видела его пьющим. (Принес бутылку виски.) Сначала с Можаевым. Потом с Л. и еще одной дамой.
Сверкает. Рассказал анекдоты о себе. Слухи: будто шведский король заявил — если Солженицына не выпустят, я сам поеду в Москву вручать ему премию. Это раз. А два — будто его согласились выпустить при условии, что он отдаст премию вьетнамским детям.
Из беглых моих вопросов и его беглых ответов я поняла, что он и сам не знает, чего хочет. Или точнее — уже знает, но еще не говорит: ехать он не хочет.
10 ноября 70, вторник. Был А. И. О его делах я ничего не спросила; он вошел, чтобы говорить о моем I томе. К моему великому удивлению, ему нравится. Сказал, что многое выписывает в особую тетрадь (из мнений АА о литературе), что поражен совпадениями.
— А я думала, вы рассердитесь на Есенина.
— Что вы! Это было детское увлечение.
А дальше так: он говорит, что необходимо сделать другой вариант (не для специалистов) и там добавить прослоек от себя и кое-что убрать и добавить стихи… Не знаю, прав ли. Нет, объективно он прав — но — но — глаза! Ведь у меня еще на годы работы, чтобы просто кончить! Хотя бы и “для специалистов”. А хватит ли зрения хотя бы на год? Я же сейчас ахматовским дневником почти не занимаюсь — бессильно и далеко не каждый день кропаю воспоминания…47
Радость — Ростропович. Не то чтобы было очень хорошо написано — но свежее и большое имя, и я так рада, хоть и позднему, нарушению молчания48.
20 ноября 70, пятница. А. И. прочитал и II том, и он понравился ему еще больше, чем первый, он говорил очень высокие слова: не оторваться, делаю выписки, жалел, когда кончилось, впервые понял, каким был Пастернак, какая умница Габбе — как она верно говорит о критике, замечательно сходство с царевной Софьей. АА видна, вы, эпоха, время. Видно, какой был горький год 56-й и как она все понимала.
Опять повторил, что с ее суждениями совпадает всегда — литературными и иными.
Ее сильно упрекнул, однако, поступком 54 года и моих оправданий не принял. “Как же она не чувствовала страну тогда? В то время уже состоялись... (Перечислил.)
Она говорит: Мишенька не выдержал второго тура.
Она сама не выдержала”49.
Он не прав. Звук времени тогда совсем не был ясен. Кроме того, в ее ответе было много яду — недаром он не появился в печати. Смехотворность была слишком ясной.
Но он моих возражений не принял.
Он поразительно умен. У меня о Тусе говорится мельком, не очень выразительно: ее мысли о критике, о сущности мещанства — но он усмотрел, запомнил, полюбил… “Когда Габбе — всегда интересно”.
Читать дальше
