Стрижка
Там, за окном, как бы за сценою,
с небес слетает снег живой,
а здесь — охота за бесценною,
неповторимой головой.
В зеркальном озере, как лилия,
она плывёт, а дальше чуть
горит береговая линия —
асфальтовый кремнистый путь.
Плывёт, вдыхая, щурясь, нюхая,
покуда бритвенный прибор
жужжащею прицельной мухою
снимает стружку, вёртко-скор.
Забавен мир своими тельцами,
их прихотями что ни миг.
Паренье ножниц над пришельцами
и распыленья быстрый пшик.
Завтрак
Бывает день, не день — свечение,
воспеть ли мне душой отрадною
яйцба в кастрюльке кипячение
зимой январской аккуратною,
воспеть ли малость невзначайную:
треск наледи от шага пешего,
постукиванье ложкой чайною
по скорлупе яйца белейшего?
Стучи, стучи ему по темени,
ты вычтен из себя, и в разности
нет ни людей, ни даже времени...
Кого ты окликаешь в праздности?
На пороге
Войдёшь — и темнота обступит.
Потом проявится окно
и свет вечерний приголубит.
Как бы колодезное дно.
Чем безымянней, тем дороже.
Где, не припомню... как сейчас,
я долгими стоял в прихожей
минутами, не шевелясь,
в недавнем жизневоплощенье,
где сиротливо дом притих...
Но нынешнее возвращенье
на проблеск явственней других,
на миллиграммовую гирьку,
призвякнувшую на весах,
к исчезновению впритирку
в странноприимных небесах.
Безмолвная жизнь со старым ботинком
Доступ к тексту прекращен по просьбе автора
Янышев Санджар Фаатович родился в 1972 году в Ташкенте. В 1995 году окончил филфак Ташкентского государственного университета. Автор четырех книг стихов. Составитель двуязычной антологии современной узбекской поэзии “Анор — Гранат” (2009). Лауреат поощрительной премии “Триумф” и премии журнала “Октябрь”. Живет преимущественно в Москве.
В “Новом мире” печатается впервые.
* *
*
I had a lover’s quarrel with the world.
R. Frost
Что больше, чем любовь, в которой жа?..
Сказал бы жало , твой упор — на -ость
(а ведь учили: не бери с ножа;
всё лезвие, всё сверлие, всю ость
мне на язык)… А вдруг она не боль-
ше, чем инстинкт, гормон, завидки тел?..
И чудо, что нет выбора, что пол —
как зелен-фрукт нас верит темноте;
что мы — как жанр, конвенция, рецепт:
что эдак можно, а вот так — рискуй
себе на страх; и наконец, что цепь
ошибок не длинней, чем слово “меч”.
А дальше? Сон, забвение, табу…
Но между жить простор и умереть,
как выбор между мною и тобой, —
для нас обоих — я хотел иметь.
На смерть деревьев
— У меня смола проступила на ванной полочке...
— Тридцать лет пользовался этим стулом…
— Повалило тополь и зашибло человека…
Из разговоров людей
Забавы вроде шашек, карт и музыкальных труб
оставим лучшим временам:
нас больше нет.
То есть мы есть. Но здесь мы — труп.
Древесный сок, небесный снег
посвящены не нам, не нам.
Теперь
верните нас домой. Верните всех домой.
Ну вот, все дома. И никто не жив, не лжив.
Камоэнс, Рильке, Фрост, мы к вам.
Тамом. [1]
Шекспир, мы к вам! Блейк, Пушкин, Беранже.
Мы к вам.
Вы знали, знаете, чем ветка нам не ветвь:
та голая, а эта — никогда.
Что корень — это ночь, а кожа — это свет.
Вы лучшие фотографы земли.
Вы нас произнесли.
Мы общая среда.
Мы — это вы, в конце концов…
Не нет, а да!
…Что нам вершина не верхушка, а такое,
где мысль кончается.
Лишь красота, как колокол,
сама собой
качается.
Мы — время, вы — часы, мы рады вам служить
богами, космосом,
пустыней, гумусом,
Арденнским лесом и
Читать дальше
