И это не только по глупости, по необразованности… А ушла культура разговора, как и культура письма.
(Окончание следует.)
: Empty data received from address
Empty data received from address [ url ].
Амусин Марк Фомич — литературовед, критик. Родился в 1948 году. Докторскую диссертацию по русской филологии защитил в Иерусалимском университете. Автор книг “Братья Стругацкие. Очерк творчества” (1996), “Город, обрамленный словом” (2003), “Зеркала и зазеркалья” (2008). Статьи публиковались в журналах “Время искать”, “Зеркало”, “Звезда”, “Нева”, “Знамя”, “Вопросы литературы”, “Новый мир”. Живет в Израиле.
Достоевский в мирах братьев Стругацких
Недавно, перечитывая в очередной раз “Жука в муравейнике” Стругацких, я споткнулся на одной фразе. Рудольф Сикорски говорит прогрессору Абалкину: “Вы, дорогой, на службе, вы обязаны отчетом”. Странность в том, что это не фразеология ХХ века (не говоря уже о XXII, в котором разворачивается действие повести, но не будем педантами — Стругацкие вовсе не претендуют на создание какого-то особенного языка будущего). Современник сказал бы: “Вы обязаны отчитаться” или “Вы обязаны представить отчет”.
Сверх того, использованный Стругацкими оборот был мне смутно знаком, и, напрягши память, я вспомнил. Вспомнил, удивился, проверил и убедился, что так оно и есть. У Достоевского в “Бесах” Шигалев говорит Шатову: “Помните, что вы обязаны отчетом”. Казалось бы, ничего удивительного. Ну мало ли какие фразы из классической литературы западают в память, а потом всплывают посреди вполне современных текстов. Но в данном случае совпадение это показалось мне совершенно не случайным. Оно как-то направило в определенное русло прежде разрозненные, неоформленные ощущения и догадки, которые стали складываться в более отчетливую картину…
Цель настоящей статьи — не отыскание конкретных пересечений и перекличек, влияний, откликов и скрытых цитат. Этого у Стругацких по отношению к Достоевскому не так много, хотя сами по себе такие совпадения — вроде отмеченного выше — занятны и многозначительны. Я намереваюсь показать, что в книгах братьев Стругацких нередко возникали резонансные отзвуки тех духовных волн и импульсов, которые излучало творчество Достоевского. И — проследить смысловые параллели, возникающие в произведениях этих столь удаленных друг от друга авторов, поразмышлять над их закономерностью и значимостью.
Сопоставление Стругацких с Достоевским — не слишком ли это надуманно (иные, уверен, скажут — кощунственно)? Где они — и где Он, обретший статус непререкаемого и абсолютного классика (что подтверждается, среди прочего, и заметным ослаблением живого интереса к произведениям Достоевского)? А вот не скажите! Это только на самый поверхностный взгляд кажется, что ничего общего между этими авторами нет и быть не может. Что касается Стругацких, то мне давно уже стало ясно, насколько глубоко они укоренены в почве русской литературы, особенно классической. Они — ну в точности Антей, — стоя на этой почве, черпают из нее силы и соки, несмотря на всю футурологичность и “космополитичность” своих художественных устремлений. Верно, большая часть реминисценций, открытых и скрытых цитат “указывает” в сторону Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Алексея Толстого. Однако потенциального интереса к Достоевскому это никак не исключает.
Но и будучи рассмотренным с другой стороны, “неравенство” это не выглядит таким уж безнадежным. Ведь Достоевский, более чем кто-либо другой из классиков, имел предрасположенность к мышлению и видению, которые характерны для фантастической литературы — в современном ее понимании. Попытаюсь этот тезис обосновать.
Понятие “фантастический реализм” не случайно прочно ассоциируется с творческим методом Достоевского. Атмосфера фантасмагории пронизывает такие сочинения, как “Двойник” и “Хозяйка”, “Крокодил” и “Бобок”, но и в главных его произведениях — в “Преступлении и наказании”, “Идиоте”, “Подростке” — многие события и ситуации располагаются на грани ирреального, невероятного.
Наряду с этим Достоевский жадно и недоверчиво впитывал данные современной ему науки, в частности новейшие изыскания в социологии и политэкономии, психиатрии и физиологии мозга. Влекли его проблемы, располагавшиеся на переднем крае человеческого познания, исполненном парадоксов и противоречий, — например разные версии неевклидовой геометрии. Рассуждения на эти темы встречаются на страницах “Преступления и наказания” и “Идиота”, “Подростка” и “Братьев Карамазовых”.
Читать дальше
