— Да, здесь это время ушло, — согласилась Серафима. — Я ведь тоже смотрю телевизор, все вижу и понимаю. Сейчас от России, похоже, осталось только выжженное поле, на котором в ближайшие годы ничего светлого не вырастет. Даже случайно не вырастет. Должно пройти время. Идеи коммунизма должны снова уйти в подполье, а может, даже и умереть, чтобы заново родиться. Люди должны снова по горло наесться капитализмом, чтобы попытаться из него вырваться.
— То есть ближайшие десятилетия — потеряны, поэтому мы ляжем на дно и замрем… — начал Эльф, но Белка тут же оборвала его:
— Йон сказал мне, что его отец собирается делать в Годо… нет, стоп, как его там… в Дого революцию. Социалистическую революцию. Йон сказал, что если мы хотим, он может взять нас с собой.
— Правда? — склонился к ним Сатир.
— Правда! — заверила Белка. — Во время последней нашей встречи сказал. Ты, Сатир, тогда еще в “коме” был.
Эльф повисел некоторое время молча. Глубоко вдохнул густого от весенней сырости ветра и попросил, задрав голову кверху:
— Вытащи меня, а то я сам что-то не могу.
— Мне кажется, из такого положения самостоятельно выбраться вообще невозможно, — заметил Сатир, вытаскивая Эльфа, старающегося не смотреть в темную пустоту под ногами.
— Вот еще! — фыркнула Белка, ловко перехватила руки, повернулась лицом к стене и, подтянувшись, перекинулась на крышу.
Сатир открыл новые бутылки и раздал друзьям. Эльф жадно отпил несколько глотков, сел подальше от края крыши и, обняв себя за плечи, попытался успокоиться. Время от времени он качал головой и что-то тихо шептал. Постепенно дыхание его выровнялось, дрожь отпустила, он погрузился в задумчивость. Взгляд устремился куда-то чуть выше сияющих
московских полей. Лицо стало спокойным и красивым, словно у спящего младенца, которому снится что-то хорошее, на губах пригрелась светлая, немного усталая улыбка.
— У тебя что, вообще отсутствует страх высоты? — шепотом, чтобы не услышал Эльф, спросил у Белки Сатир.
— Да какое там! — улыбаясь, горячо зашептала в ответ она. — До сих пор пустота внутри, как в космосе. Такое ощущение, что я сейчас схлопнусь.
Она приложилась к бутылке, и Сатир услышал, как стеклянное горлышко выбило легкую дробь о Белкины зубы.
— Когда этот ваш Йон обещал появиться? — спросил Сатир.
— Сказал, когда все станет более или менее реальным, тогда и придет. А ты хочешь ехать в Африку?
— Можно подумать, ты не хочешь!
— Я бы хоть сейчас ноги в руки и по рельсам в Дого, — сказала Белка, потряхивая кулачками от избытка ощущений. — Но только сначала надо Тимофея как-то устроить. До этого я никуда не двинусь.
— Я, честно говоря, вижу только один выход.
— Ну?
— Суворовское училище.
— Ты охренел! С детства учить ребенка строем ходить!..
— Нет, — оборвал ее Сатир. — С детства учить ребенка воевать.
— Да все равно! Не хватало еще, чтобы он солдафоном стал.
— Если сильный, не станет.
— Это же машина по штамповке людей без собственного мнения! Для них высшая доблесть — беспрекословное подчинение. На кой черт ты ему такую судьбы впариваешь?
— Потому что для него это единственный шанс после того, как мы
уедем. А что еще можно придумать? Отдать его в детдом? Я думаю, ты в курсе, какие сейчас детдома. Отпустить снова бомжевать на улицу? Сколько он там проживет? Год, два, не больше. А в суворовском ему дадут
образование — раз, научат обращаться с оружием — два, и, главное — там ему не дадут элементарно пропасть. Повторяю, это единственный шанс.
— Это не шанс.
— Хорошо, — раздраженно сказал Сатир, — что ты предлагаешь в
таком случае? Не в Африку же его с собой брать.
— Это даже не обсуждается.
— Тогда что?
Белка задумалась. Прогулялась по краю крыши, запахнувшись в пончо, вернулась.
— Не знаю. Но неужели нет другого выхода?
— Я не вижу. И потом, ты зря так плохо думаешь об армии. У меня были знакомые среди военных. Знаешь, некоторые из них очень оригинальные и совсем непростые люди.
— Ладно, черт с тобой. Суворовское так суворовское.
Они посидели в молчании, потом Белка встрепенулась, словно вспомнив о чем-то, сверкнула глазами, тряхнула дикобразьими иглами волос.
Читать дальше
