…И вот уже в марте следующего года наш подпоручик описывает Париж — улицы, дома, берега Сены, зверинец, и людей, людей. “Словом французы не упустили осмотреть нас с головы до ног со вниманием; ходили к нам в бивак продавали водку и съэстные припасы другие женщины у нескольких солдат шили рубашки без всякой за то зарплаты, напротив мы обходились с ними вежливо так как долг велит руским, и безденежно насильно ни укого ничего небрали; и за наше хорошее с ними обращение были и мы ими любимы. И так желание наше совершилось и за труды наши пробыли мы в Париже столько сколько хотелось нам, и даже сверх хотения”. Какая поэзия!
В этом двуязычном сборнике, выпускаемом усилиями Одесского литературного музея (директор Татьяна Липтуга), много разнообразно-ценного. Отмечу, например, статью Е. А. Каракиной о великом медике (опять — несправедливо забытом) Владимире Хавкине, создателе противочумной и противохолерной вакцины; публикацию давней — 1987 года — статьи И. М. Федоркова о неизвестном портрете Велимира Хлебникова работы Юрия Анненкова (Федорков был убит в 1990-м грабителями, сохранилась лишь фотография рисунка).
Разговоры с Андреем Пермяковым: Виталий Пуханов, Алексей Алехин. — “Волга”, 2009, № 9-10 .
Виталий Пуханов: “Объявленный в России постмодернизм стал очистительной чумой. Десятки тысяч писателей советского помета, в общем-то не старых еще людей, в одночасье оказались вне закона: без льгот, без публикаций с гарантированными гонорарами „прожиточного уровня”, без оплаченных встреч со школьниками, без иных форм искусственной занятости. Состоялся духовный и эстетический дефолт. Новая литературная бытность показалась писателям скудной, бесперспективной, неинтересной, они ушли из литературы по своей воле, даже дверью не сильно хлопнули. В атмосфере разложения „вечных ценностей” советской расфасовки продолжали работать только циничные люди-проекты и юродивые. Уцелели алкоголики, ну, тут вопросов нет; кто-то отсиделся в пещерах академической науки. Молодежные литературные инициативы тех лет были бескорыстными плодами личной свободы. Постмодернизм нам больше наобещали, массового продукта мы так и не увидели. Потом, как вы помните, его отменили так же, как однажды провозгласили, практически в один день. Современная литература, при кажущейся массовости, не так густо заселена, как при конце советской цивилизации. На последнее Всесоюзное совещание молодых писателей в 1989-м, на котором я присутствовал, созвали восемьсот лбов. Я вижу позитивные плоды циничной расправы над наивной отечественной культурой. Новое поколение, привитое чернухой и порнухой, насилием и наркотиками, свободой в сексуальном выборе — несмотря ни на что, строит свою жизнь по направлению к счастью, выбирает созидание, познание, служение. Ценности жизни побеждают и без насилия идеологической машины. Стоило пройти через эту мерзость, чтобы любовь и правда стали новостью, модным трендом у молодых”.
Алексей Алехин: “Живой поэт и читатель-современник редко бывают вместе.
Я об этом уже говорил. Обычному любителю поэзии нужны хорошие стихи, и при этом апробированно хорошие. Чтобы найти у современного автора хорошее стихотворение, часто нужно прочесть всю его книгу. Пусть их там найдется даже два или три. Но если взять томик Ходасевича, там концентрация куда выше. И это общеизвестно. Если бы я не занимался современной поэзией, а просто любил читать стихи, я бы скорее взял книгу с тех полок, где у меня стоят Пушкин и Фет, или с тех, где Серебряный век.
А те два-три-четыре поэта-современника, с которыми вдруг возникает особое сродство, это скорее исключение. Конечно, бывают и всплески моды (тут это слово на месте), но что про них говорить. Вот, Надсона на руках носили — кто его вспомнит теперь, помимо курса истории литературы? Поэтому не надо иллюзий. Те забитые слушателями стихов стадионы, куда я и сам ходил, это разовое или редко повторяющееся, случайное явление. Современная поэзия в основном варится в узком, профессиональном кругу.
И среди „просто” читателей к ней обращаются лишь самые продвинутые, самые глубокие. Что же до „широкой публики”, то гораздо выше вероятность, что наивный любитель стихов найдет себе по душе из живых стихотворцев такого же простодушного поэта или, скорее, поэтессу, которая рифмует „любовь-кровь-морковь”. Он сейчас читает Андрея Дементьева. И пускай читает. Все это меня очень мало интересует, потому что это за пределами поэзии как искусства, а я занимаюсь именно искусством. А оно как вино — должно перебродить, сгуститься и созреть. Пить будут, скорее, потомки”.
Читать дальше
