Герою дают время на размышление. Он идет играть в экзотическую игру фут-теннис с извращенными правилами, когда теннисный мячик перебрасывают через сетку ногами, и в финале, сделав свой выбор, избавившись от сомнений, толково и бодро рисует на доске план операции по задержанию несовершеннолетних курильщиков анаши.
Обескураживающий финал. Что это было? При чем тут словарь? К чему все эти тупые банальности? Режиссер так долго и так искусно манипулировал нашим сочувствием, так старательно втягивал бедного зрителя в эту историю, заставляя надеяться на торжество совести, гуманности, смысла и справедливости, чтобы что? Объявить, что 2 х 2 = 4, «лошади кушают овес и сено», а полицейский должен действовать по закону?
Зритель обескуражен. У него в голове происходит сшибка. Он защищается.
Любопытно, что все без исключения русские рецензенты восприняли этот финал как стопроцентное поражение полицейского. Героя сломали, чтение словаря – изощренный способ стирания личности, совести, «я»… Неравнодушный человек, единственный, кто нашел в себе силы действовать поперек системы, - сдался, превратился в безличную шестеренку, в функцию, в винтик, в ничто. Слился с серым, унылым, безжизненным фоном, и так далее и тому подобное.
У меня же возникло стойкое ощущение, что для самого режиссера это не совсем так. Недаром на каннской пресс-конференции, рассуждая о словаре, он ссылался не на Дерриду с Бартом, для которых словарь и дискурс есть инструмент господства, подавления и насилия, а на Витгенштейна, свято веровавшего в онтологическое соответствие языка и глубинной структуры мира.
Да, ситуация мутная. Страна Румыния то ли пытается встроиться в цивилизованный мир, то ли просто пускает пузыри в постсоциалистическом гниющем болоте. Непонятно, как действовать, за что уцепиться, на что опереться. И режиссер предлагает весьма неожиданную точку опоры – словарь. Он пытается сказать, что движение в сторону цивилизации начинается не с легализации легких наркотиков, а с очищения слов, с установления тождества между понятиями и фактами. Да. 2 х 2 = 4. Закон есть закон, а «полицейский» - имя прилагательное, в том смысле, что он приложение к кодексу и не имеет права толковать закон так, как велит ему его драгоценный внутренний голос. Потому что, если каждый при исполнении будет руководствоваться исключительно внутренним голосом, наступит хаос.
Кино и вообще детективный жанр традиционно несут в себе мощный заряд анархизма. Нам интересен только тот герой, который преступает закон или, на худой конец, ходит по грани. И полицейский в фильме кажется нам таким. И ему и нам жалко мальчика. Ведь ребенок пропадет ни за что! И надо бы его спасти, предупредить, увезти, спрятать! Или, наоборот, арестовать и допросить как следует противного стукача! Много чего, нам кажется, надо бы… Но режиссер говорит: стоп! Он обламывает наши лучшие ожидания, разрушает стереотип и парадоксальным образом вкладывает на освободившееся в сознании место оглушительную банальность - ценность общепринятых правил игры как основы нормального, здорового общества.
Я не знаю, срабатывает ли этот трюк с румынскими зрителями, но наши точно на подобные фокусы не ведутся. Какой, на фиг, закон?! Для нас справедливость и совесть однозначно выше закона, внутренняя убежденность сильнее унылых абстракций, живое, самостийное «я» на порядок важнее, чем мертвые слова в словарях! 2 х2 для нас не четыре, а что угодно! Стеариновая свечка, синий слон с крылышками… Потому, вероятно, мы и живем так, как живем.
ВЛАДИМИР ГУБАЙЛОВСКИЙ: НАУКА БУДУЩЕГО
ВЛАДИМИР ГУБАЙЛОВСКИЙ: НАУКА БУДУЩЕГО
В поисках разума
Заявив в заголовке, что я намереваюсь отправиться на поиски разума, я сразу же сделаю шаг назад и, по большому счету, от поисков разума откажусь.
По самой простой причине: я отказываюсь доискиваться того, что такое разум [6] . Я вполне сознательно закрываю глаза на имеющиеся определения, предположения, гипотезы и даже теории, которые имеют под собой серьезный экспериментальный материал.
Поиски разума – это поиски неизвестно чего неизвестно где. Но, как ни странно, они не обязательно совершенно бесплодны.
Я попробую взять две на первый взгляд очень далекие темы: распространение Интернета [7] и исследования, объединяемые под брендом «искусственный интеллект».
Читать дальше
