Наташа вспоминала это время: «Четыре с лишним года, начало 1980-х, оказались такими трудными, словно нас, как тех цыплят, придавили утюгом. Отец держался. Он держался всегда, меня кое-как спасала Литва. Мы писали друг другу короткие записки. Одной из темнейших зим я обозначила номера стихов: (1)Сторож, сколько ночи? Сторож, сколько ночи?(2), и отец ответил тоже одними номерами: "Приближается утро, но еще ночь". В самом конце весны 1985-го мы спокойно говорили о том, что уже – не ночь. Летом двоим нашим прихожанам вернули книги и еще что-то, изъятое при обыске. Раньше, зимой 1984-го – 1985-го, когда эти обыски были, отец любил повторять: (1)Сценарий пишут не они(2). Ему оставалось прожить пять лет. Эти годы были голодные и грязные, но, как заметил псалмопевец, (1)мы радовались(2). То встретимся в зале, который он назвал овальным, то в Доме медика, то еще где-нибудь. Жили мы уже совсем как в Библии – против всяких вероятностей и ожиданий, чудом, колосс упал. Правда, летом 1986 года появилась мерзейшая статья в (1)Труде(2) [23] и отец огорчался, но повторял, что возврата нет» [24] . Эти воспоминания Наташа писала в начале 2000-х годов, когда казалось, что пережитое нами происходило столетия назад и то время в ее памяти подверглось стяжению. На самом деле весна и лето 1986 года были самыми напряженными - отца Александра вызывали на допросы практически еженедельно. От него требовали, чтобы он, как и ряд его прихожан, раскаялся в своих действиях. Причем если прихожан принуждали писать раскаяния в кабинетах КГБ, то от него требовали публичного раскаяния. Я как-то спросил его после очередного допроса: «Чего они хотят от вас?» Он афористически ответил: «Они хотят меня дудкизировать» [25] .
В эти месяцы мы часто встречались, и я поражался безграничному терпению отца Александра. Кстати, это тоже один из его аформизмов: «Основная добродетель христианина – терпение». Он даже посмеивался – чекисты хотели его взять измором. Едва ли не каждую неделю он отправлялся на очередной допрос с очередной версией покаяния. Памятуя древний христианский принцип «где епископ, там и Церковь», он сначала заезжал в Новодевичий монастырь, где располагалась резиденция митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия (Пояркова), правящего епископа Московской епархии. Отец Александр показывал митрополиту очередную версию «покаянного письма» и, лишь получив одобрение митрополита, ехал на Лубянку. Безусловно, он знал, что митрополит Ювеналий, как и все постоянные члены Священного синода, еще со сталинских времен причислен к высшей государственной номенклатуре. Тогда он был одним из тех церковных деятелей, которые были проводниками на Западе советской внешней политики. В силу этого его связывали особые отношения не только с Советом по делам религий, но и с церковным отделом КГБ, который жестко контролировал жизнь Русской Церкви. И все же отец Александр, проявляя поистине евангельскую змеиную мудрость, каждый раз накануне очередного допроса приезжал к митрополиту, который при всем желании не мог отказать ему – иначе он бы нарушил церковные каноны. Митрополит Ювеналий вряд ли вникал в тонкости текста «покаянного письма» - для него важен был сам факт: его приходского священника обвиняют органы КГБ, а он готов покаяться. И это прекрасно! Вряд ли он питал какие-то особые симпатии к отцу Александру. Об этом ярко свидетельствует то обстоятельство, что настоятелями новодеревенского храма митрополит Ювеналий назначал «проваренных в чистках, как соль», проверенных и особо доверенных священников. В то же время отец Александр, всякий раз советуясь с митрополитом, был защищен от упреков со стороны КГБ в том, что нарушает церковную дисциплину и делает что-то без ведома правящего епископа.
Эти встречи-допросы отца Александра с чекистами (а в последнее время допросами руководил куратор новодеревенского прихода полковник «церковного» отдела КГБ Владимир Сычев) длились до начала сентября 1986 года. Они окончились тем, что в конце концов чекисты вынуждены были принять его версию «покаянного письма», которое в жалких выдержках было опубликовано 21 сентября 1986 года в той же самой газете «Труд». Естественно, что вариант, на котором все же настоял отец Александр, не произвел ожидаемого впечатления ни на его прихожан, ни на столичную интеллигенцию. Они хотели взять его измором, но он, руководствуясь словами Христа «И кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два» (Мф. 5: 41), готов был приезжать на допросы сколько сочтут нужным чекисты. Текст «покаянного письма» свидетельствует, что он на самом деле был «пастырем добрым» - брал на свои плечи все, в чем обвиняли чекисты его прихожан. И это не устраивало их. Но им пришлось смириться.
Читать дальше
