Словом, “мы” — добро. “Они” — зло.
Противопоставление власти обществу в России еще на роковой Сенатской площади определилось вполне. За благими намерениями власти не может не стоять лукавство и зло — это стало несокрушимым общественным постулатом. Но и власть даже самые общественно-прогрессивные начинания свои от общества же — конспирировала. Частично. А порой и полностью. И когда все сложилось именно так, дело пошло быстро: и ста лет не прошло, как не осталось и следа ни от той власти, ни от того общества…
Между тем вспоминается, что написал Пушкин одному из своих корреспондентов после явно неблаговидного поступка Николая Павловича — перлюстрации личного письма поэта: “Что же делать? Как ни поверни, но правительство — единственный европеец у нас в России. Лишь от него одного зависит, не стать ли еще во сто раз хуже: никто бы этого даже и не заметил…”
Но ссылками на авторитеты ничего доказать нельзя. И фактами нельзя тоже: на бескрайних пространствах русской истории любой без труда находит эффектные подтверждения своей правоты. К тому же призванные что-либо доказать факты подчас выразительно доказывают обратное. Кто не слыхал, для примера, о новгородской свободе? Вот ведь когда в России все было — демократия, народоправство. А задушило — треклятое самодержавие. Как тут не напомнить в нескольких словах хоть того же Ключевского: эффективно править городом кулачное вече попросту не могло. Потому что для этого нужна не луженая глотка, а процедура (уже греки времен Геродота понимали значение ее). Как вкратце не пояснить, что Новгород вообще не был республикой — а выборной монархией по существу. (Сильные торговые города — Венеция, Флоренция, Новгород — неохотно расставались с этим хорошо знакомым раннему Средневековью политическим институтом.) Впрочем, на закате новгородского бытия, где-то в XIV веке, вече сделалось-таки наконец подлинным хозяином города. И тогда перед богатейшей, с отличным географическим положением русской крепостью встал единственный важный вопрос: идти ей под московского Ивана или под литовского Казимира…
Но почти бесполезно говорить обо всем этом. Привычные образы формируют наше сознание — а не свежий беспристрастный взгляд. Да столь далекие времена и не будут интересовать нас. Чтобы содержательно рассмотреть что-либо, надо предмет рассмотрений жестко ограничить.
Начнем же с ограничений, которые мы заранее налагаем на наш текст. Интересующий нас период русской истории — петровский: именно петровские преобразования и сформировали в основных чертах общество и государство в сегодняшнем смысле этих слов. Труднее выбрать, так сказать, основной критерий общественно-государственного добра и зла: прогресс, демократия, равенство, братство — взаимозаменяемое употребление этих когда-то выразительно звучавших слов вконец обессмыслило их. Что же действительно является синонимом позитивного, “прогрессивного” развития отечественной истории?
По нашему мнению — просвещение и реформы. Исторический путь христианского мира давно определяется западными, протестантскими странами — “нашими” по основной системе своих ценностей, но часто весьма далекими от нас по интерпретации их. Хорош ли этот путь, плох ли — отдельный вопрос. Но в наличествующей ситуации перед Россией давно, как в древней былине, три пути. Можно было пребывать в самобытности, не обращая особого внимания на окружающий мир. И это было бы до времени уютно и спокойно, в огромной богатейшей стране. Но потом это время пришло бы, и в итоге несложной военной операции Великая армия превратила бы нас в наполеоновский департамент. Второй путь: раствориться в протестантском прогрессе, а о собственных базовых ценностях забыть; ясно, что и это — путь к историческому несуществованию страны.
Послепетровская Россия выбрала третье направление: путь постоянных последовательных реформ. Не отказываться от своего подлинного существа, но постоянно корректировать Европой свое историческое бытие — это был трудный, требующий максимального напряжения путь. Тончайше чувствовавший русскую ситуацию Пушкин назвал однажды Романовых “революционерами на троне”. Полушутя. Но и всерьез. Кардинальные реформы без радикальной ломки — сколько сил должно было уходить, чтобы все время чувствовать едва уловимую грань…
Читать дальше
