— Разве это social life? — смеется Андрюха, разгребая завал кирпичей на месте обрушившейся печи. — Вот это, я понимаю, social life. А после этого мы и “Жигулевским” оттянемся...
— “Балтикой”, — поправляет его Женя Большой. Он патриот родного города.
— Ты питерский шовинист, — пытается поддеть его Андрюха. — У нас в Москве площадь Революции есть. А у вас в Питере что?
— А у нас площадь Восстания.
— Революция круче восстания.
— Не, восстание круче революции. Когда революция побеждает, такой отстой получается...
Я все время думаю: что им Бакунин?
Разумеется, никакого настоящего Бакунина они не знают, как вообще не желают углубляться в слишком глубокое прошлое. Да, было там что-то: Маркс, Интернационал, какие-то дрязги… Но вообще Бакунин — это круто. Бакунин — это огонь. Бакунин — это свобода.
“Свобода! Только свобода, полная свобода для каждого и для всех! Вот наша мораль и наша единственная религия… Быть свободным — это право, долг, все достоинство, все счастье, все назначение человека…”
Что такое “свобода”? Ничего, только слово. Или “осознанная необходимость”? Нет, это как-то по-философски выхолощено… А как архетип это слово всеобъемлюще, оно включает в себя такие разносторонние представления, как личная независимость, воля, полет, красное, голубое, покой, счастье…
Никто не вложил столько страсти в слово “свобода”, как Бакунин. О, он умел произносить “могучие”, “огромные” слова!
Свобода!
Freedom!
Libertad!
Может быть, поэтому эти ребята и помнят его.
В воспоминаниях Ильи Эренбурга описано, как во время гражданской войны в Испании он на машине вместе с какими-то деятелями Коминтерна обогнал колонну анархистов на марше и, попросив остановить машину, спросил:
— Вы за кого, ребята?
— Мы за Первый интернационал! — хохоча и потрясая винтовками, закричали они. — За товарища Микаэля Бакунина!
И в этом тоже была свобода.
После возни с сажей и битым кирпичом приходится стирать не только джинсы, но и трусы. Работают анархисты азартно, как шабашники. Но только до обеда. Потом — свободное время. На вечер выходного дня намечена лекция об экзистенциализме, презентация стенгазеты “Прямухинская дисгармония” и дегустация ликера “Бейлис”, приготовленного из водки и сгущенного молока. Дождавшись вечера, я отправляюсь в Лопатино, соседнюю деревню, где во время своих летних наездов анархисты живут в пустующем старом доме. Над крышей дома обвис мокрый черно-красный флаг. Огромная эта крыша, как, впрочем, всякая крыша старого крестьянского дома, укрывает собою не столько жилье-сруб с кухонькой, сколько огромный внутренний двор — хлев, сеновал и дровяник. В нем еще чернели древние, давно наколотые и частью успевшие сгнить дрова. Лебеда вплотную подступила к воротам пустого хлева. Откуда-то в прореху крыши бежала вода...
Анархисты спали, раскатав спальники на полу. Я сел в кухне на лавку за длинный стол и огляделся. Строй коммуны был традиционный, колхозно-хипповский. Меню аскетическое: хлеб, гречка, макароны, кетчуп, печенье и чай. Вот книги на подоконнике, пожалуй что, привлекали внимание. Ну, во-первых, обязательный “Бакунин” Н. М. Пирумовой. И тут же неожиданность: Такэси Кайко, “Гиганты и игрушки”. Еще неожиданнее: И. Пригожин, И. Стингерс, “Время. Хаос. Квант”. “Видимо, Димина книга, — подумал я, — он, несмотря на свой морпеховский вид, круто врубается в сложные философские проблемы современной физики”. Далее: о! старая, “молодогвардейская” еще книга о белорусских партизанах и тут же кумир всех новых левых Ги Дебор, “Revolutionnary”. “Revolution is not showing life to people, but making them live...” Это значит — революция заключается не в том, чтобы показать людям, как надо жить, а в том, чтобы оживить их самих. Любопытно, любопытно... Что-то мне это напоминает, даже из Библии, кажется, да только вот результат-то? Результат?
Еще пресса: несколько анархических вестников, “Сибирский тракт”, “Антирепрессант” (Москва), “Автоном” (Краснодар). Да... Я и представить себе не мог (равно как и большинство родителей не представляет себе), в каких муках, в поле какого чудовищного идеологического напряга, в каком ожесточении, доходящем до драк, и в какой идейной сумятице (троцкизм, сталинизм, национал-большевизм и разнообразный фашизм) поколение двадцатилетних ищет новые языки для разговора с настоящим и будущим. Они, а не зюгановцы со временем станут настоящими оппозиционерами. И надо сказать, среди “леваков” почти нет движения, которое так или иначе не заигрывало бы с анархизмом: это, как говорится, старый, хороший бренд. Кропоткин, Толстой, Ганди… Крутые человеческие бренды… Уважаемые люди… Вопрос, вписывается ли в этот список Бакунин, еще предстоит выяснить. Судить о Бакунине с кондачка опасно: мутная водица, скользкие берега, петлявое русло…
Читать дальше
