Новый Мир Новый Мир: Новый Мир ( № 12 2006)

— Убранный предмет в зеркале не виден. Зеркало не стремится отражать то или иное: видит, что дают. И заметьте, не выказывает по этому поводу удовольствия или неудовольствия. Не разбирает. Отражает все.

— Кроме ударов…

Анна оглядывала комнату. Она здесь впервые. Хозяина еще нет — их привел сюда Павел, который теперь прятал в карман ключи. Веников сел на стул, положил ногу на ногу и ссутулился еще сильнее. Анна хотела спросить: “Тебе вообще-то удобно, Семен?”

Сдержалась.

По стенам детские фотографии: домохозяин одно время преподавал в бакинской гимназии. Рисунки. И еще фотопортрет: светлое, летнее лицо в золоте соломенной скирды — Павел.

— Ты похож тут на Че Гевару.

— Там с обратной стороны есть надпись, на кого я похож…

Анна осторожно отогнула глянцевый край. Рукой самого Павла выведено: “Недаром помнит вся Россия про день Бородина”.

— А угадай, чьи рисунки?

— Марата?

Так звали здешнего обитателя.

— Нет.

— Что, твои?..

Забурчал, закипая, чайник. Павел вынимал из пакета булки, печенье, конфеты, купленные здесь же, поблизости, в сверкающем электричеством и лепниной Елисеевском.

— Дай поучаствовать, — сказала было Анна, потянувшись к сумке за кошельком.

— Нет, пожалуйста. Я сам. Нам же не просто так выдают, деньги надо еще осваивать… Представительские расходы.

Веников все сутулился: он переживал сейчас тяжелые времена, жена рожала. Наверняка у него ни гроша.

Поднимались по лестнице, ненамеренно рассредоточась, как и на улице, — Павел, Анна, Семен. Она сказала:

— Между прочим, Веникову всякое лыко в строку. Смотри, как бы не описал встречу в одной из повестей…

Рисунок, пришпиленный в уголке за шкафом, был не очень профессиональный. Анна наметанным глазом видела легкую кривизну эллипсов, и вообще он был “недотянут” — слишком светлый.

Павел безостановочно говорил. Длинные темные волосы, щегольская бородка, ладный, лаконичный в жестах.

— Кому сколько кофе?

— Пол-ложечки, — откликнулась она.

— Пол-ложечки? Ты что, сердце бережешь?

— Знаешь, да…

В автомобиле двое. Парни.

— Ну и как насчет потусить сегодня вечером?

— “Флегматичная собака”? “Короткая юбка”? “Маккои”? “Петрович”? “Гоголь”?

— Кто из нас настоящий знаток клубной жизни — ты или я?

Сон в метро.Сверхскоростное беспокойное состояние на грани сна и бодрствования: людей, сиденья, поручни, рекламу ты уже столько раз видел, что больше не надо открывать глаза. Сквозь закрытые веки настырно проступают все те же картинки. Острая грань удерживается мерцающим сознанием: уходить в сон из общественного транспорта небезопасно...

— Я всего лишь офисный клерк.

— Ага. А я — станционный смотритель.

— Плохо то, что все не по-настоящему с нами происходит. Вот оно и гаснет...

Сергей взял сигарету, подсветил зажигалкой с цветным стилизованным листиком острой марихуаны.

— А? “Европа плюс”. Чего ты сказал? Как — не по-настоящему?..

Музыка у Рамзана была в машине что надо: четыре колонки по углам. Оттого авто грохотало, как огромная консервная банка с железными детальками, катящаяся под уклон.

— Слушай, да уверни ты эту мутотень.

— А мне нравится.

— А мне не нравится.

— Как не по-настоящему, я не врубился что-то.

Рамзан поискал, пощелкал пультиком, сделал потише. “Рукой проще, вот понты — обязательно пульт ДУ…” — отметил Сергей.

— Ну не может же быть, чтобы это была жизнь, сам понимаешь.

Сергей вдунул дым тоненькой струйкой в приоткрытое окошко, в подсиненную неоном “Джекпота” морду улицы.

— Да, точно. Жизнь — когда “хаус”, и стены обклеены газетой, и бар с пятьюстами напитками, и девочки на танцполе. Это я прорубаю.

— Было бы слишком просто, хотя в такие моменты на самом деле ты уже вштыренный. На всякуютупкуне пробивает. А вообще все — офисы, казино, кафе, витрины, лестницы, супермаркеты на километры, переходы, паспорта, менты…

— Плохая ассоциация! Включи ассенизатор.

По той стороне улицы мимо “Версаче” шла длинноволосая.

— Гребаные пробки.

— Конечно, ты можешь сказать, что мы и так сжаты со всех сторон…