Да, сегодня, в эпоху депрессивной литературы, эта бьющая через край радость жизни, это ощущение полноты бытия подкупают.
“Теплый, безумный, живой, вижу сплошное счастье”, как сказано в одном из стихотворений. Хотя ощущение “сплошного счастья” способно принимать парадоксальные формы. “Нежность к миру переполняла меня настолько, что я решил устроиться в Иностранный легион, наемником. <...> Я хорошо стрелял и допускал возможность стрельбы куда угодно, тем более в другой стране”. А вот другая фраза: “„Ногой ударю… Сейчас я ударю его по голени, в кость”, — решил я, улыбаясь счастливо”.
Каким-то образом “нежность к миру” и ощущение “сплошного счастья” сочетаются у героя Прилепина с брутальной потребностью самоутверждаться путем стрельбы куда угодно и готовностью ударить неугодного ногой. Что ж, культ счастья, здоровья, силы не так уж редко соседствует с идеей такой переделки мира, чтобы в нем туго пришлось всем, кто не отвечает этим меркам. Пути к счастливому сверхчеловеку предлагались разные. Я же слишком хорошо помню литературного героя эпохи государственного оптимизма, испытывающего нежность к миру пополам с классовой ненавистью, чтобы безоглядно очаровываться этими парадоксальными сочетаниями.
Крючков Павел Михайлович — литературный критик, звукоархивист, музейный работник. Родился в 1966 году в Москве. Закончил факультет журналистики МГУ, работал в редакциях многих газет и журналов, на радио и телевидении. Научный сотрудник Государственного литературного музея (отдел ГЛМ — “Дом-музей Корнея Чуковского”); литературный обозреватель “Радио России”, ведущий совместного с редакцией журнала “Новый мир” поэтического проекта “Строфы” в православном журнале “Фома” и руководитель аудиопроекта “Звучащая поэзия”. Лауреат телевизионной премии “Тэфи-2004” и премии “Нового мира” за 2006 год.
30 мая [1907]. Чуковскому — 23 года, жена, двое детей. Талант, и искренний.
Алексей Суворин. Дневник.
Уходящий год собрал богатый книжный урожай отечественных мемуаров, дневников, “воспоминательной прозы” и эпистолярной литературы. Тем, кого волнует судьба документальной, условно говоря, словесности — как современность, так и ретроспектива, — было о чем и говорить, и писать. Удачно найденный оборот, ставший определением жанра и обозначением расширяющегося литературного поля, “non fiction”, несмотря на всю свою “иноземность”, заслуженно стал новой отечественной лексемой, и мы вряд ли дождемся того, что русский эквивалент, звучащий как “непридуманное”, так похожий на название раннеперестроечной газетной рубрики, вытеснит иностранца. Ему уже расчищено место в новом издании словаря иностранных слов и выражений, а я могу лишь гадать, как отнесся бы к нему, скажем, литератор Корней Чуковский, сооружая в свое последнее десятилетие книгу о русском языке “Живой как жизнь”.
Имя прозвучало, и я сразу оговорюсь, что настоящие обзорные заметки, пропитанные, как мы увидим, обильным цитированием из чужого непридуманного, — это попытка подвести некую важную временнбую черту, обозначить, напомнить себе и заинтересованному читателю, что уходящий “чуковский год” (125 лет со дня рождения) содержал в себе три события непреходящего качества и значения.
Коротко говоря, напечатан — тремя томами — полный свод дневниковых записей, издан — в том виде, каким его мечтал увидеть хозяин, — уникальный рукописный альманах “Чукоккала”, наконец, написана и выпущена в свет первая за последние сорок лет биография Чуковского. Даже не посвященным в перипетии посмертной судьбы знаменитого писателя, современниками которого многие из нас, кстати, были, очевидно, что подобная слаженность и оперативность — нечастое явление. Начну с того, что усилиями наследницы Чуковского, его любимой внучки, проницательно выбранной им самим для этой работы за десять дней до собственной кончины (“…кроме того, Елене Цезаревне Чуковской я вверяю судьбу своего архива, своих дневников и Чукоккалы”), опубликованы все основные работы Корнея Чуковского. Это прежде всего его легендарная критика 10 — 20-х годов, литературоведческие труды, переводы, письма. Рассудительно свидетельствую, что любое книжное издание, связанное с Корнеем Чуковским, будь то семнадцатилетней давности двухтомник избранных критических и научных текстов разных лет, биобиблиографический указатель Д. Берман, томба подходящего к завершению многотомного собрания сочинений, дневники, переписка с дочерью и с Репиным, научное издание альманаха, могло бы и не выйти в свет. Могло бы не выйти, не будь той, которая однажды оставила успешную научную карьеру химика ради изнурительного ежедневного труда во имя таких простых и, увы, обесцвеченных неумеренным употреблением понятий, как справедливость и память.
Читать дальше
