Я хочу еще раз вернуться к метафоре Жюля Верна: “Филеас Фогг не путешествовал — он описывал окружность. То было весомое тело, пробегавшее по орбите вокруг земного шара, следуя законам точной механики”. Терминологически релевантное описание движения спутника Земли. Филеас Фогг убежден: “Земля уменьшилась”. Почему уменьшилась? Потому что скорости резко возросли и отдельные частные расписания, структурирующие пространство-время в сотнях и тысячах километров друг от друга и существовавшие сами по себе, изумительным образом слились теперь в единое согласованное расписание,
охватывающее весь земной шар. Эти два фактора делают возможным (совсем недавно еще невозможное) орбитальное движение весомого тела по имени Филеас Фогг.
Кругосветка Филеаса Фогга носит не только доказательный, констатирующий характер. Он сам — своей несокрушимой волей и своей несокрушимой верой — создает новую реальность. Ибо, что уж греха таить, реальность, наличествующая к моменту пари, хотя и была близка к выдвинутой им концепции, но кое-где все-таки чуть-чуть недотягивала, огорчала мелкими несовершенствами. Он сам связывает несвязанные концы, стягивает то, что не было стянуто, дает реальности последнюю отделку, сообщает недостающее ей совершенство. Его вера как обличение вещей невидимых делает их видимыми для всех. Филеас Фогг не только пророк, но и агент упорядочения, малый демиург нового, дивного, разумного мира.
Есть такой анекдот: если хотите рассмешить Всевышнего, расскажите Ему о своих завтрашних планах. Филеас Фогг этот анекдот просто не понял бы: ведь он, как и сам Жюль Верн, жил в мире, из которого Бог уже ушел, а дьявол еще не пришел.
Жемчужина для леди Гленарван
Филеас Фогг получает в качестве дополнительного приза прекрасную вдову, спасенную им в экзотической стране при экзотических обстоятельствах. Женщина станет женой Филеаса Фогга — до той поры отношения их целомудренно и даже церемонно уважительны, малейшая вольность исключена — викторианский век на дворе и, что еще важнее, в голове.
Впрочем, дело не только в викторианском веке — дело еще в самом Жюле Верне. Мир ниже пояса для него не существует, более того, он не существует и ниже головы, так что все страсти, какие ни есть, — в головах героев-энтузиастов (для экономии места исключительно в левом полушарии) и ниже не опускаются. Писать-то о женщинах он все-таки пишет, но без заинтересованности, неохотно, скупо, неувлекательно; зажигание хвороста посредством самодельной линзы (“Таинственный остров”) много интересней. Знает, что в романах вообще так положено, что читатель без романтического сюжета скучает, томится, ждет, — Жюлю Верну не жалко: на вот, возьми его скорей, этот сюжет! Ты хотел женщину? На тебе женщину! Доволен? Ну и будет, давай-ка я теперь расскажу тебе про что-нибудь интересное: про устройство и2глу или историю железных дорог.
Филеас Фогг и без жены жил себе не тужил, не испытывая от ее отсутствия ни малейшего дискомфорта. Да разве только он? Вот хотя бы главный идеальный герой Жюля Верна — капитан Немо. И он прекрасно обходится. И его товарищи не страдают. Чисто мужской экипаж. От женщины на борту (и в романе) одна морока. Правда, в туманном прошлом загадочного капитана появляется едва различимая жена, но о ней сказано ровно два слова: отметились (совершенно формально) и поехали дальше — так Филеас Фогг получал консульские печати для подтверждения реальности своего путешествия.
В романе “В мире мехов” (приключения за полярным кругом), написанном в том же году, что и восьмидесятидневная кругосветка, целых четыре женщины — все исключительно для оживляжа: надобно чем-то сдабривать описание арктических просторов и как-то коротать полярные ночи (героиня читает вслух своим товарищам книжки). Забавно: в романе есть все предпосылки любовного сюжета — он и она, кажется, обречены броситься в конце концов друг другу в объятья. И читатель этого ждет. Хорошо, объятья у Жюля Верна исключены. Ладно, пускай. Ну хоть слова какие-нибудь сказать можно? Нельзя? Ну хоть попереживать немного?
Жюль Верн томится, не знает, что и делать, медлит, откладывает на потом-— может, как-нибудь обойдется, оставляет себе возможность в любой момент пустить в ход любовный сюжет, как бы и надо, как бы и положено, но душа совсем не лежит. Вот вручил Филеасу Фоггу вдову. Что в ней, в этой вдове, хорошего, что с ней теперь делать? Но тут весьма кстати падает занавес, и вопрос снимается сам собой. И потом, нельзя же идти на поводу у читателя в каждом романе. Перебьется! У мужчины и женщины могут быть простые дружеские отношения (и действительно могут). В конце романа герои, проведшие вместе в арктическом заточении более двух лет, постоянно остававшиеся наедине и, при всей симпатии к друг другу, ничего себе такого не позволявшие не потому, что сдерживали страсти, а потому, что ничего такого не приходило им в голову, церемонно прощаются: они встретятся через год в новой экспедиции.
Читать дальше
