Я посмотрел на собственное запястье и невольно вздохнул.
— А как еще? — строго спросил Трофимов. — С моими помбурами (см.) только так.
Он поднял чашку, несколько раз отхлебнул, а потом расстроенно закончил:
— У меня ведь все сидельцы.
Бутылит
Три водопроводных крана над одной раковиной можно увидеть только в городе Шевченко (см. Казахи ). Из одного льется холодная соленая вода. Пить ее нельзя. Из другого — горячая соленая вода. Пить ее тоже нельзя. И лишь из третьего крана течет пресная. Точнее — опресненная. На атомной, между прочим, станции. Излишне говорить, что, как правило, более или менее действует лишь какой-нибудь один кран. Обычно это второй — с горько-соленой горячей влагой.
Город стоит на берегу Каспийского моря, на высоком обрыве. Обрыв — популярное место отдыха горожан и гостей города. И впрямь — даже в июле, когда марсианские пейзажи полуострова Мангышлак плавятся и текут в безмерно жарком воздухе пустыни, здесь под вечер над палящей бирюзой Каспия все-таки что-то шевелится: какое-то робкое дуновение... вот еще... потянуло, а?.. точно потянуло!.. и вот уже дует, дует!..
Мы сидели на этом обрыве, свесив ноги, и пили кислое пиво из теплых бутылок. Мы были не одни — сколь хватало глаз, точно так же сидели, свесив ноги, люди. И тоже что-то пили.
Метрах в тридцати под нами катило свои волны древнее Хазарское море. Круто просоленные волны были тяжелы. У берега они сердито бычились, зло гнули вспененные шеи и жестко обрушивались на изумрудный пляж...
О, этот пляж! Он был фантастически красив на закате, этот пляж! Он звал к себе — правда, хотелось прыгнуть вниз! — и только мысль о том, что обратно уж вряд ли выберешься, кое-как меня останавливала.
— Стас, — сказал я, томясь невысказанностью. — Красиво-то как!.. А почему у вас тут галька зеленая?
Стас пожал плечами. Потом допил пиво и швырнул пустую бутылку.
Она беззвучно лопнула, ударившись с разлету о берег, и тут же исчезла в шумной пене накатившей волны.
— Минералогии (см. Роговая обманка ) не знаешь, — ответил Стас. — Это же бутылит!.. Ну что, еще по одной?
(Продолжение следует.)
Размышления над причинами революции в России
Зубов Андрей Борисович (род. в 1952) — доктор исторических наук, профессор кафедры философии МГИМО, завкафедрой истории религий Российского Православного университета во имя апостола Иоанна Богослова. Автор пяти книг и многочисленных статей по истории религии, общественной мысли, по вопросам текущей политики. «Новый мир» печатал фрагменты его книги «Размышления над Русской историей» в 2004 (№ 7 — 8) и в 2005 годах. Здесь мы предлагаем вниманию читателей окончание раздела, опубликованного в № 7, 8 «Нового мира» за 2005 год.
Работа выполнена при поддержке Фонда Мак-Артуров.
VII
В царствование Александра Павловича многие русские аристократы выступали за дворянский парламент при сохранении «просвещенного» крепостного права на крестьян в течение еще долгого времени. Так, председатель Вольного экономического общества и Департамента государственной экономии Государственного совета адмирал граф Николай Мордвинов «был полностью убежден в том, что России прежде всего нужна политическая свобода. Тот факт, что в те времена народное представительство неизбежно должно было быть представительством дворянства, ни в коей мере его не отпугивал. Напротив, в аристократическом составе народного представительства <���…> он видел гарантию того, что это народное представительство действительно будет активно и действенно выступать за политические свободы и права, а также за гражданские права и гражданский строй», — отмечал историк русского либерализма В. В. Леонтович1. В плане освобождения крестьян, который Мордвинов представил Государю в том же 1818 году, он указывал: «Народу, пребывавшему века без сознания гражданской свободы, даровать оную изречением на то воли властителя — возможно, но знание пользоваться ею во благо себе и обществу даровать законоположением невозможно»2. Эти воззрения вполне разделялись Михаилом Сперанским. Н. М. Карамзин, как мы помним, вовсе не видел смысла ни в освобождении крестьян, ни в «законно-свободных учреждениях», пусть даже и аристократических.
Но Император не разделял эти взгляды своих советников. Прекрасно зная русское дворянство, учитывая печальный пятнадцатилетний опыт применения закона о свободных хлебопашцах, да и синхронный западноевропейский опыт, а также практику Польской аристократической республики до ее ликвидации в 1795 году, он был уверен, что, обретя политические права, дворянство не будет делиться с крестьянами ни гражданской, ни политической свободой до тех пор, пока свободы эти не будут вырваны из его рук революцией. Поэтому, кстати, ряд противников крепостного права высказывались против ограничения абсолютной власти русских самодержцев, полагая, что крестьяне могут получить дар свободы только с высоты трона3.
Читать дальше
