Далее это тщательнейшим образом реконструированное пространство Коэны населяют специально и со вкусом отобранными еврейскими «фриками». В фильме нет ни одного известного исполнителя, в основном — актеры сериалов, которые в силу своей специфической внешности обречены играть роли евреев, колоритных на грани карикатурности. Почти все они выглядят какими-то близкими и дальним родственниками мистера Бина: активно гримасничают, собирают в кучку глаза, жуют губы, строят брови домиком и пускают лоб скульптурными складками.
И поверх этой сверхэкспрессивной еврейской мимики то и дело лепят дежурные сахарные американские улыбочки — маска на маску. Авторы исполнителям в этом ничуть не препятствуют, на полную катушку используя их почти мультяшную выразительность. Более того, еще и усугубляют ее «уродскими» роговыми очками, немыслимыми прическами, дурацкой одеждой и прочими клоунскими аксессуарами. Если учесть, что эти «клоуны» изображают на экране зауряднейших обывателей, то среднеамериканское захолустье их попечением превращается на экране в этакий балаган, на подмостках которого любая бытовая коллизия легко и естественно перерастает в трагикомедию библейских масштабов.
В начале, для разгона, авторы дают небольшую черно-белую притчу-пролог.
Польское местечко, XIX век. Торговец Вавел (Аллен Рикман) возвращается зимней ненастной ночью с базара домой и привозит с собой гостя — почтенного реб Грошковера (Файвуш Финкель). Но жена Вавела Дора (Елена Шмуленсон), в отличие от мужа, в курсе, что реб Грошковер умер от тифа три года назад. Дора решает, что муж притащил в дом Диббука (злого духа), и, недолго думая, втыкает в сердце гостю нож для колки льда. Реб Грошковер очень удивляется, затем принимается хохотать, потом обижается. На рубашке у него начинает расплываться кровавое пятно, и, страшно рассерженный, он покидает дом Вавела, оставив и хозяев и зрителей в полном недоумении: кто это был? Живой человек, которого сдуру пришила суеверная баба, или Диббук, изгнанный в ад бесстрашной хозяйкой?
После этого идут титры, и дальше, через ушное отверстие 12-летнего Дэнни Гопника (Аарон Вольф), заткнутое наушником, в котором играет Jefferson Airplain, как бы изнутри его памяти, из его головы мы попадаем уже в основное пространство картины — в класс еврейской школы образца 60-х годов ХХ века. Про Вавела, Дору и реб Грошковера никто больше в картине не вспоминает, так что единственное назначение этой притчи — с самого начала поставить перед зрителем большой знак вопроса: «Существует потусторонняя реальность или все это бабьи выдумки?»
Для тех, кто не понял, братья Коэны рисуют вопросительный знак еще раз — в одном из начальных эпизодов, где главный герой — профессор математики Ларри Гопник (Майкл Сталберг) объясняет студентам про «кота Шредингера», который по условиям эксперимента одновременно и жив и мертв. Квантовый «принцип неопределенности» — «и да, и нет» — основополагающий в фильме. В третий раз, для непонятливых, он излагается в сцене, где к Ларри является отец южнокорейского студента-двоечника, «забывшего» на столе у профессора конвертик с деньгами; папа-кореец требует, чтобы профессор исправил сыну отметку, и грозится в противном случае а) обвинить его во взяточничестве и б) в клевете на сына, который якобы дал ему взятку. Но как же так, удивляется Ларри: либо одно, либо другое. Пусть это останется тайной, говорит, загадочно улыбаясь, кореец.
Тайна рулит! Действие фильма разворачивается в пространстве, где вопросы принципиально оставлены без ответа. И в первую очередь — главный вопрос: «Бог есть или нет?» Религиозный агностицизм тут и позиция авторов, и условие задачи, и предмет рассмотрения. Посему сюжет картины поддается двоякой интерпретации: с позиции того, что Бог есть, и с позиции, что Его нет.
Если признать, что Бог есть, происходящее напоминает некий парафраз истории Иова об испытании Богом человеческой веры.
Ларри Гопник, которому в фильме отведена роль многострадального патриарха, — «ботаник» лет тридцати пяти (клетчатая ковбойка, короткие брючки, очки; на крупных планах тень от оправы зачастую специально пересекает глаз, создавая некое подобие циркового грима) — тип нашего Шурика из «Операции „Ы”» с поправкой на американско-еврейское происхождение. Никакой он, конечно, не праведник, но он — «серьезный человек»; во всяком случае, очень хочет таким казаться. Он — уважаемый преподаватель, примерный муж и отец; он поддерживает общину, его дети ходят в еврейскую школу (точнее, сын ходит, а старшей дочери некогда, она все время моет голову), помогает соседям… Короче, он всеми силами старается соответствовать нормам и правилам патриархальной еврейской среды, где «религиозность» sub = /sub «серьезности» и служит необходимым условием правильной социализации и успешной карьеры. Бог же как таковой тут особо и ни при чем.
Читать дальше
