и сердолик мой, как слеза, горюч.
В саду камней, где кровью самоцветов
пронизан сон вопросов и ответов,
где до сих пор присутствует Эдем,
мне Родион, привратник и хранитель,
всё говорит про тихую обитель —
мерцалище решённых теорем.
Буран гудёт, край крыши завихряя...
Я, Геродот пред образом Алтая,
смотрю через текучий минерал
на Древо Жизни — крону Бай-Терека,
его листва — завет иного века,
где никогда никто не умирал.
Музей заброшенных секретов
Забужко Оксана Стефановна родилась в Луцке, закончила философский факультет и аспирантуру по эстетике Киевского университета им. Шевченко. Поэтесса, прозаик, эссеист, культуролог. Автор книг: «Полевые исследования украинского секса» (1996), «Сестра, сестра» (2003), «Notre Dame d’Ukraine. Украинка в конфликте мифологий» (2007), «Музей заброшенных секретов» (2010) и др. Книги переведены на 15 языков мира, «Музей...» названа в Украине Книгой года – 2010. Награды: Global Commitment Foundation Poetry Prize (1997), премия Международного фонда Антоновичей (2008), орден Княгини Ольги (2009) и др.
В переводе на русский изданы: роман «Полевые исследования украинского секса», повести «Девочки» и «Инопланетянка», а также рассказы в переводе Е. Мариничевой. Живет в Киеве. В «Новом мире» печатается впервые.
ОКСАНА ЗАБУЖКО
*
МУЗЕЙ ЗАБРОШЕННЫХ СЕКРЕТОВ
Главы из книги
Зал 1. «ВОТ!!!»
Затем наступает время фотографий. Черно-белые, выгоревшие до цвета сепии, карамельно-коричневые, некоторые на плотной, тисненой, как вафли, фотобумаге с беленькими зубчиками по краям, напоминающими кружевной ободок школьного воротничка, — докодаковская эпоха, эпоха холодной войны и отечественных фотоматериалов, как и вообще всего отечественного, хотя у женщин на снимках такие же высотные пирожки шиньонов, этих дурацких накладок из мертвых (а то, наверное, и чужих, фу, какая гадость!) волос, и одеты они в такие же неуклюже-прямоугольные, лубяные на вид платьица, как дамы в фильмах Энди Уорхола или, скажем, Анук Эме в «8 1/2» (эту, по крайней мере, они могли видеть, хотя бы теоретически — могли выстоять пятичасовую очередь в фестивальной давке и прорваться все-таки в зал, мокрые и счастливые, со сбитыми набекрень шиньонами и разноцветно-темными подковами подмышек, — под белые нейлоновые блузки надевалось цветное, отечественное, конечно же, белье, — у кого что было получше: голубое, розовое, сиреневое, но белья на фото не разглядеть, и те влажные подковы и запах тех очередей — еще не знакомых с дезодорантами, зато густо напудренных, надушенных каким-нибудь «Индийским сандалом» ф-ки «Красная Москва» или, в лучшем случае, польским, таким же томно-сладким «Bycѕ moze...», — ведущими в разноголосом хоре запахов жаркого, потного женского тела, — уже не подлежат реставрации, — на снимках же, нарядные и свежепричесанные, они вполне сходят за современниц Анук Эме, никакого железного занавеса отсюда, с расстояния сорока лет, уже не видно...). Знаешь, о чем я подумала? Женщины вообще меньше подвержены ломкам политического климата — они натягивают капроновые чулки, а потом и дефицитные колготки и сосредоточенно разглаживают их на ноге, совершенно не считаясь ни с убийством Кеннеди, ни с танками в Праге, и поэтому на самом деле лицо страны определяют мужчины — по крайней мере, той страны, которая была. Помнишь, какие они тогда носили шапки? Такие одинаковые, как униформа, меховые кубы-ушанки? «Пыжиковые», ага, вот как они назывались, — по-военному выстроенные в ряд, молчаливо чернеющие «пыжики» на трибуне Мавзолея 7 ноября, почему-то в этот день всегда лупил дождь, еще и со снегом, словно сама природа погружалась в траур, а когда колонна людей равнялась с правительственной трибуной — на демонстрантов, как капо на заключенных, нервно орали распорядители по бокам колонны, — идти полагалось без зонтиков, прямо под снегом, чтобы не портить картинку в телевизоре, — цветных телевизоров тоже ведь еще не было, не успевала отечественная промышленность настолько догнать Запад, — да нет, были, возражаешь ты, уже в семидесятые, — не диковинка, а только дефицит, да и дорогущие ж были, зараза... Ладно, давай дальше — вот этот суровый карапуз в пинетках с помпонами, это что, тоже ты?.. А на коленях тебя держит кто — бабушка Лина?.. (Что-то странное есть в этом снимке, зацепистое, не оторвешься, — может, потому, что женщина, как раз в момент, когда фотограф щелкнул затвором аппарата, опустила глаза на малыша, с тем озабоченным и в то же время просветленным лицом, с каким все женщины мира берут на руки младенцев, все равно, своих или чужих, — и мы, по эту сторону объектива, остались ждать, пока она снова поднимет на нас глаза: эффект, если всматриваться дольше, довольно неприятный, особенно когда знаешь, что этой женщины уже ...надцать лет как нет на свете, и нам уже никогда не узнать, какими именно глазами она бы на нас сейчас взглянула...)
Читать дальше
