На обломках старого мира строится новый, и в нем — свои, первоначальные, миросозерцательные проблемы. В “Андеграунде” Маканина и “<���НРЗБ>” Гандлевского отражены взаимоотношения “я” и литературы. Это проблематика позднего, кризисного разума: “я” и то, что я создаю, “я” и то, что внутри меня. Это путь к субъективизму и скепсису, разочарованию во всем внеположенном мышлению, к отказу от реального действия. В произведениях Кочергина — диалог “я” и мира, проблематика нарождающегося нового сознания: “я” и то, что никогда не может быть мною создано или уничтожено, “я” и то, что вне и сверх меня. Мир заметил окрепшее человеческое сознание — человек увидел похорошевший к его приходу мир. Это путь к реализму и вере, очарованности битвой.
Литераторы старшего поколения обо всем пишут с точки зрения прежней эпохи: советская идеологическая установка на стандартно-общественное стала главной драмой их жизни. Между тем пора заметить, что новое рыночно-демократическое время само по себе не делает человеческую личность более сильной и свободной. Для сверстников Сенчина и Кочергина противостояние внешнему (государству, власти, коллективу) уже гораздо менее актуально, зато для них эпоха подготовила новый конфликт — противостояние внутреннему, борьбу с веселым распутством ложно понятой свободы, сопротивление лозунгу века: “Выбери то, что подходит только тебе (твоей коже, твоим детям и псам)”, — потому что те, кто следуют ему, всегда выбирают не себя, а особу из рекламного ролика. Раньше все были трудящимися — теперь стали пользователями. Но к освобождению личности это не имеет никакого отношения: ей по-прежнему угрожает ориентация на общеприемлемое, никто из нас не свободен априори, потому что свобода — то, что мы сами выбираем, не соглашаясь на заготовленные обществом роли и проекты. Именно в осознанных поисках свободы вопреки стандартам якобы свободного современного общества — духовная интрига произведений Кочергина.
Лопнули связи коллективизма — и по городу замелькали быстрые отчужденные друг от друга элементы. Они несутся, каждый по своей бешеной бессмысленной траектории, выпавшей из гармонии и взаимосвязи вселенских процессов. Современная городская цивилизация — как до-мировой хаос, безвоздушная колыбель разлетевшихся элементов. Сладкая иллюзия индивидуального выбора (сама видела на упаковке плавленых сырков: “Теперь ты можешь быть уверен, что сделал правильный выбор”) тает в горячей лихорадочной погоне за стандартным и общим, за неотличимым. Из темного кома этого хаоса вылупляются двое — Я и Космос. Космос — новозамеченная живая реальность, Я — противостоящая давлению Космоса и соблазнам хаоса личность. Это и есть герой Кочергина — мифологический герой-победитель, восстающий на чудовищ хаоса. Герой “кочергинского” времени должен быть смел, прост, решителен и чист душой — не слабее, но и не сложнее этого.
В произведениях Кочергина рассматриваются все актуальные для современного сознания уровни отношений “я” и не-“я”: “я” и обыденность, “я” и используемый мною мир, “я” и подавляющее меня мироздание, “я” и иллюзорный, обществом навязанный образ “меня”.
Мечта о путешествиях — главный мотив мироощущения героя — символизирует его жажду поиска, сознательную незавершенность его личности. Оппоненты героя, модная “нормальная” молодежь, напротив, спешат завершить свой путь на предуготовленном для них обществом месте: “Они даже не задумывались о цели, они ее просто знали. …И я быстро понял, что заикаться об эзотерических знаниях, о таинственном Востоке, о Шамбале и прочей чепухе просто стыдно. Мой инфантилизм выглядел слишком неприлично. Нужно было срочно выдумывать себе цель или хотя бы пример для подражания” (“Помощник китайца”, далее — “ПК”). Предопределенная цель не только лишает человека возможности искать себя, но и загодя обрекает его на пожизненную неудовлетворенность. Жизнь работает на иллюзию будущего покоя, никогда не давая почувствовать себя счастливым здесь и сейчас: “От будущего не отвяжешься, оно держит меня на коротком поводке. Плохое ли, хорошее — никакой разницы, на него надо работать, а оно все время отодвигается” (“ПК”).
Иллюзорный путь к будущему начинается у героя с необдуманной женитьбы. Женщина оказывается проводником в царство тщеславия и обыденности. Она не задумываясь живет по логике своего, иллюзорного же пути к женскому будущему, который всегда начинается с того, что надо — о да, срочно, ведь все подруги уже там — выйти замуж. Женщина — наместница тиранствующей обыденности; анекдотичный пример “женской”, обыденной логики: “На третьей или четвертой свадьбе ее подружек, когда на горизонте стала вырисовываться и наша, меня стали одолевать сомнения, и я спросил, не стоит ли нам немного подождать. „А как же тогда быть? — удивилась Аленка. — Ведь мама уже насолила летом огурцов”” (“ПК”).
Читать дальше
