Она сказала: завтра. Впервые они назначили друг другу свидание. Но вот вопрос: придет Саша или захочет наказать ее за то, что он столько дней напрасно прождал ее у Юры? Торчал у него в гостях, как пень, чувствуя, что без Лиды им с Юрой и разговаривать не о чем, что сам он интересен Юре только в паре с Лидой — паре, которую Юра рассчитывал когда-нибудь разбить. Может, Лиде не стоит приходить завтра, чтобы Саша своим возможным отсутствием не нанес ей поражение? Лида все же решила действовать честно.
На другой день она пришла к Юре. Саша был уже там. Они с Ксенией Васильевной вели разговоры о разных медицинских случаях из ее практики. Ксения Васильевна с удовольствием вспоминала, как с помощью капельницы вытащила больного после инсульта, тогда как ведущий больного профессор намеревался ввести ему в вену совсем другие препараты. Саша спросил Лиду, не хочет ли она стать врачом, — как бы давая ей понять, что им вдвоем неплохо было бы поступить в один институт. Лида ответила, что не думала об этом. “А ты подумай, — дружелюбно сказал Саша. — Врач — самая благородная профессия…” — “Любое дело благородно, если в него вкладывать душу”, — тут же вмешался Юра. Но Саша находчиво возразил: воры-домушники тоже вкладывают в свое дело душу. “Лида, помоги мне накрыть стол”, — сказала Ксения Васильевна.
Кухня сверкала стерильной чистотой. На окнах висели легкие батистовые занавески с воланами. Вдоль кафельной стены красовались прихватки в виде матрешек и расписные разделочные доски, одна меньше другой. В красивом серванте с матовыми стеклами стояла красивая посуда. Ксения Васильевна доверила Лиде нарезать бисквитный рулет, а сама стала делать маленькие бутерброды. Лида сняла с плиты закипевший чайник и положила в маленький заварочный чайник щепотку чая, как делала это мама. Ксения Васильевна покачала головой, выплеснула заваренный Лидой чай, ополоснула чайничек кипятком и заварку в него положила специальной ложечкой. Лида покраснела, вспомнив, что приступила к нарезанию бисквитов не помыв рук.
За чаем снова заговорили о медицине. Лида поняла, что за время ее отсутствия Саша хорошо освоился в этом доме, потому что когда Ксения Васильевна сказала ему: “Саша, принеси салфетки, ты помнишь, где они лежат…”, он с солдатской выправкой отправился на кухню и принес требуемое. “Я с раннего детства мечтала стать врачом…” — продолжала Ксения Васильевна. Родители Лиды в ее присутствии частенько затевали разговор о ее будущем: отец считал, что Лида станет лингвистом, а мама — искусствоведом, тогда как сама Лида всерьез не задумывалась над этим. Ей предстояло как-то оправдывать свое существование, сделавшись лингвистом, искусствоведом или даже врачом. “Я боюсь вида крови”, — наконец сочла нужным ответить на Сашин вопрос Лида. Ксения Васильевна и Саша заговорили о крови, при этом Саша обнаружил познания в области свертываемости крови и совместимости одной группы крови с другой при переливании. “Я интересовался об этом вопросе”, — объяснил он, и Ксения Васильевна не поправила Сашу, как не остановила и Лиду, когда та стала немытыми руками нарезать бисквит. “Болезни крови — самое интересное, — продолжал Саша. — Например, есть заболевание, когда кровь не свертывается и человек может умереть от пустячной ранки…” — “Гемофилия, — не поворачивая головы, подсказала Ксения Васильевна. — Эта болезнь передается по женской линии”. Не поворачивая головы — совсем как Константин Игумнов, который, проиграв с юным Яковом Флиером на двух фортепиано первую часть Третьего концерта Рахманинова, спросил его, не поворачивая головы: “Знаешь только первую часть или весь концерт?..” — продемонстрировав невозмутимость и благородный лаконизм мастера. Еще бы Яков Флиер не знал весь концерт… Ведь он с раннего детства мечтал стать музыкантом, научился играть пьесы через полотенце, наброшенное на клавиатуру, как утверждала мама, исподволь намекая Лиде, что ей давно пора сделать что-то эдакое — не поворачивая головы и через полотенце... Саша и Ксения Васильевна беседовали, попивая чаек, не поворачивая головы на Лиду, — а что на нее было смотреть, если она боится вида крови и не моет рук перед тем, как нарезать рулет, — они едко травили Лиду свободно льющейся беседой о крови, как дон Франсиско протравливал кислотой поверхность металлической пластинки с наплавленной на нее канифольной пылью и изображением, нанесенным кислото-упорным лаком, чтобы на Лиде выгравировалось ощущение собственной беспомощности в присутствии двух профессионалов. Во всяком случае, было ясно, что возникший союз Ксении Васильевны и Саши направлен против боящейся крови особы, а раз так, Лида имела право заключить через их головы союз с Алексеем Кондратовичем, помалкивая о том, что свела с ним знакомство. Хотя вначале она собиралась сказать Ксении Васильевне об этом — как бы между прочим, не поворачивая головы . Но Саша не говорил о том, что бывал у Юриного отца, значит, Лида тоже могла со спокойной совестью промолчать. К тому же у нее был шанс: через Алексея Кондратовича заключить с Сашей союз, дав ему понять, что она вхожа в дом Юриного отца, — таким образом интрига могла получить развитие и тут и там, хотя и становилась очень сложной, как в обменной квартирной цепочке. Лида надеялась через два этих дома завязать с Сашей прочные отношения, после чего можно будет снять эти салфеточки, незабудки, как строительные леса, громоздящиеся вокруг здания… Только хватит ли у нее сил сыграть эту многоголосую фугу? Почему нет? Если у Саши достало ловкости превратить два враждующие стана в сообщающиеся сосуды (на случай, если понизится уровень любви к нему в одном доме, он тут же возрастет в другом), значит, и у Лиды должно хватить сил… Уж слишком давно они ищут друг друга в сумерках чужих отражений, спотыкаясь о ненужных людей, вооруженных роялями, скальпелями и редкими марками...
Читать дальше
