Я приводил тот или иной пример (см. Стоп-кран ) женской самоотверженности и бескорыстия, описанные в литературе, призывал к терпимости, толковал, что в крайнем случае, если не нравится одна, всегда можно приискать другую. Женя закатывался мрачным смехом, однако его блестящие по форме и глубокие по содержанию рассуждения о том, что мужчина и женщина филогенетически (см. Филогенез ) настолько отличаются друг от друга, что на фоне этой разницы совершенно не имеет значения, с какой именно представительницей противоположного пола ты имеешь дело, — рассуждения эти не казались мне безоговорочно убедительными.
В подвале частенько засорялась канализация. Отряд сантехников возглавлял Петя. Он казался несколько разумнее своих расплывшихся синеносых напарников. Тем не менее и с ним вести переговоры было очень утомительно. Камнем преткновения являлось количество спирта, который должна получить бригада за прочистку трубы. Разговор буксовал, ссылки на имевшиеся ранее прецеденты молчаливо отвергались, и когда наконец эти деятели отказывались от своей безумной претензии на пол-литра ректификата, удовлетворяясь издревле положенными им двумя сотнями граммов, проходило не менее сорока минут.
Как-то раз, завершив торг, проследив за работой и выдав оговоренную мзду, я закрыл за ними дверь и, утирая пот со лба, направился к Жене.
Женя мирно сидел за рабочим столом и неспешно писал что-то на листе бумаги.
— Кошмар, — сказал я, приваливаясь к дверному косяку. — Просто ужас!.. Нет, знаешь, мне все-таки кажется, что средняя женщина умнее среднего мужчины.
Если б я мог предположить, какое действие произведут эти слова, у меня бы в жизни язык не повернулся.
Я впервые видел, как человек уронил вообще все, что у него в этот момент было. Из руки выпала самописка, с носа слетели очки, с бряканьем повалился пластмассовый стакан с карандашами, карандаши раскатились, и почему-то бешено замигали люминесцентные лампы. Я бы не удивился, если бы вдобавок с него упали брюки.
— Что?! — негромко спросил Женя, страшно посмотрев.
Он оперся о стол руками и стал, не сводя с меня сверлящего взгляда, медленно подниматься со стула.
Затем воздел ладони к низкому потолку, немо потряс ими на манер одного из ветхозаветных пророков, призывающего небеса обрушить своды подвала на мою неразумную голову, и трагически проревел:
— Где ста-тис-тика?!!
(Продолжение следует.)
Воденников Дмитрий Борисович родился в 1968 году. Лидер “новой искренности”. В течение длительного времени работает на “Радио России”, ведет совместную программу с Максом Фраем “Свободный вход” и авторскую программу о поэзии “Поэтический минимум”. Живет в Москве.
Единственное стихотворение 2005 года
О, эта мука детских фотографий
людей, которых мы любили или любим
(все эти уши, ежики и лбы),
она не в том, что все они — жемчужны,
не в том она, что мы им — не нужны,
а в том, что мы про них уже все знаем,
а им не видно — собственной судьбы.
Ну вот я и вернулся сюда — в тридесятую эту весну,
в тридцатисемилетнюю пыль, в лопоухие столбики счастья...
— Я хотел рассказать тебе там,
а теперь расскажу тебе тут
про двух мальчиков, двух медвежат, про двух девочек, Рому и Настю...
Всех прекрасных, сопливых, больных, безработных, нездешних, не наших
я собрал на апрельском, на майском своем корабле —
бедный мальчик в крапиве (с мечом деревянным)
+ Света и Саша,
бурундук сумасшедший и девочка на колесе...
Только не было сил у меня быть огромной дощатой скворешней
и тянуть соловьиный кадык в лопушнях золотых неудач...
— Это кто ж, интересно, у нас
тут такой неземной и нездешный?
— Это я, это я тут у вас — весь такой неземной и нездешний,
потетешкай меня, послюни, ткни мне в пузо цветной карандаш.
Потому что я тоже смотрю из своей лопоухой весны
на ужасную взрослую жизнь — и никак не могу наглядеться:
сколько разных, прекрасных, родных —
я когда-то любил и забыл
в 21 столетье своем, в ненасытном твоем королевстве.
...Бурундук малахольный помрет, мы схороним его на углу,
Читать дальше
