Наталья КУРЧАН.
1 Игра слов по-немецки: leit — главный, Leid — страдание.
2 Премия “Либерти” ( Liberty Prize ) учреждена в 1999 году эмигрантами из России — художником Гришей Брускиным, культурологом Соломоном Волковым и писателем Александром Генисом. Присуждается за вклад в русско-американскую культуру и развитие культурных связей между США и Россией. Спонсорами являются Media Group Continent USA и Американский университет в Москве. Среди лауреатов — писатели В. Аксенов и Вл. Сорокин, поэты Л. Лосев и Л. Рубинштейн, культуролог М. Эпштейн, художник О. Васильев. Г. Кремер — лауреат премии 2005 года.
3 См.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4-х томах, т. III. М., 1987, стр. 582 — 583.
КНИЖНАЯ ПОЛКА ВАСИЛИНЫ ОРЛОВОЙ
+ 3
Традиционный фольклор Новгородской области. (Пословицы и поговорки. Загадки. Приметы и поверья. Детский фольклор. Эсхатология. По записям 1963 — 2002 гг.) Составители М. Н. Власова, В. И. Жекулина. СПб., “Тропа Троянова”, 2006, 479 стр.
Современное устное народное творчество Новгородчины — область интереса исследователей, работавших над книгой. На протяжении сорока лет специалисты ИРЛИ РАН (Пушкинского Дома) собирали материалы. Некоторая часть их опубликована в сборнике, многое — впервые. Пословицы, поговорки, скороговорки, “молчалки”, загадки, игры, приметы, поверья, обычаи, былички, приговоры, обереги… Отдельным разделом — детский фольклор, демонстрирующий поразительную устойчивость: от поколения к поколению “заклички”, считалки и особенно обширный корпус дразнилок, в том числе “ответы в рифму”, “поддёвки”, переходят практически в неизменном виде. Детский-взрослый фольклор — колыбельные, среди которых есть “народные”, а есть “с включением литературных и прочих мотивов”, пестушки, потешки, прибаутки — не менее устойчив. “Из истории Новгородского фольклора”: пословицы из собрания Владимира Даля, “Простонародный календарь, или Заметки старины о некоторых праздниках и днях святых, сохранившиеся между жителями Валдайского уезда и частью Боровичского”, “Страхи Божьи!” и так далее. Есть в книге и комментарии, и словарь диалектных и устаревших слов и выражений — все, что должно быть в научном труде.
Подробнее хотелось бы остановиться на части “Крестьянская эсхатология, история”. В этом разделе представлены труды собирателей А. Л. Григорьевой — “Фольклор Новой Руссы”, С. А. Штыркова — “Рассказы об осквернении святынь”, А. А. Панченко — “Эсхатологические рассказы”. Раздел очень интересный, обнаруживающий в народном традиционном сознании переосмысления всякого рода результатов научно-технического, как некогда сказали бы, прогресса, а теперь, как гласит реклама, — “достижений передовых технологий”. “У какого-то умного человека написана она, эта Библия. И написана была так, что… вот оно как раз и сбылось, оно так и есть. Что вот белый свет, мол, паутинами обтянут бу<���дет>. Вот — проводам отянули”. Эти бесхитростные рассказы (которые я не могу воспринимать иначе как материал для дальнейшей обработки, возможно, для прозы, хотя они исключительно ценны и сами по себе) — часто обрастающие деталями современности вечные сюжеты: “Когда силоску делали — бульдозером кости выпахивали. Большие такие. Большие… Видать, люди большие были. А еще моя прабабушка рассказывала, там церковь была. Она под землю ушла”. Под землю — или в озеро: “Водолазы искали — до дна не дошли”.
Рассказы о святотатствах в народном воспроизведении строятся на типизированных, обобщенных сюжетах: кощунник испытывает противодействие своему намерению, а совершая свое ужасное дело, получает чудесное воздаяние — и даже когда смерть, болезнь, сумасшествие или иная беда пристигает его спустя длительное время, рассказчик все равно соотносит несчастье с поступком. С. А. Штырков пишет: “Если говорить о нарративных схемах, то <...> с преступником происходит то же, что он совершил со святыней; „карается” тот член тела, которым было совершено преступление”. И продолжает: “Мемораты о наказании деревенских святотатцев практически всегда пронизаны морализаторским пафосом <���…>. Если Бог не наказывает кощунника, то подобный рассказ не может состояться”. Также исследователь отмечает, что эсхатологические настроения, присущие рассказам о святотатствах 1930-х годов, в рассказах о современных преступлениях против святынь встречаются редко. Впрочем, следя по тексту свидетельств, сразу обращаешь внимание на наводящие вопросы собирателя, скорее всего ненужные: “А не рассказывали, что карало тех людей, которые иконы жгли, колокола сбрасывали?” Впрочем, это не отменяет добросовестности и тщательности проделанной экспедиционерами работы.
Читать дальше
