Ему совсем расхотелось есть, навалилась усталость. Не раздеваясь, он лег на диван, накрылся чем было и уснул.
И приснился ему поганый сон. Будто его жена… его Ольга, спуталась с их общим знакомым. И это у них уже давно. И вот она пришла и рассказывает ему все. А сама довольная, даже радостная. Как будто у нее новая жизнь начинается. И знакомый этот тут же, рядом. Деловой такой, спокойный. Как будто все так и надо. А Митька вроде как лишний, будто гость засидевшийся. И детей почему-то нет нигде!
Митька проснулся от злых, растерянных слез, заливавших скулы. И себя было жалко, и сделать вроде уже ничего нельзя. В висках стучало.
Он встал, пошел босиком по холодному, грязному полу, нашарил в темноте выключатель. Подбросил в печку дров. Долго сидел у открытой дверцы, глядел на огонь, курил. Выходил на улицу, там курил. Пить не стал. Доел картошку и лег. Все не мог заснуть.
Проснулся поздно. Разбитый. Уставший от ночного курева. Долго лежал, глядя в потолок. Потом вдруг заторопился. Выпил холодного чаю, кое-как прибрался и уехал в Москву.
Чкония Даниил родился в 1946 году в Порт-Артуре. Окончил Литературный институт им. А. М. Горького. Жил в Тбилиси, где в издательстве “Мерани” вышел в свет его первый стихотворный сборник. Автор шести книг стихов, многолетний переводчик прозы и поэзии Грузии. С 1996 года живет в Кёльне (Германия), работает главным редактором журнала русской литературы “Зарубежные записки”.
* *
*
Я вышел на улицу эту,
Где тихо и — чаще — темно.
Немало бродил я по свету.
Я из дому вышел давно.
Чего по пути я не видел,
Не выбившись вовсе из сил!
И знаю, что многих обидел,
Обиды же не затаил.
Меж слов растерявшихся, между
Поступков запуталась нить
Дорог, и, как видно, надежду
Мне стало труднее хранить.
Не надо блужданий по свету!
Но в поисках вечных пути
Я вышел на улицу эту,
Не зная, куда мне идти.
В лицо мне прохладою брызни!
Ведь ты еще длишься пока,
Приснившийся сон моей жизни
Без выхода из тупика.
* *
*
Чужая птица у чужого
В ночи горящего окна,
Она не знает птичье слово
И птичьего не знает сна.
Ее ни ночь, ни день не ранят
Ритмичным стуком у виска.
Чужая птица — на экране
Изображенная тоска.
Любой способен в горло впиться.
Любой способен обогреть.
Не улетай, чужая птица!
А ей и некуда лететь.
* *
*
Что за повадка лисья!
Вкрадчива и тиха…
Сбились сухие листья
В рыжие вороха.
Сами сгнить не успели?
Вовремя не сожгли?
Вон их злые метели
Снежные замели.
Ветром злым выметает
С улиц и площадей.
Их, бедолаг, мотает
По свету, как людей.
* *
*
Радость дарящий,
ты будешь однажды забыт —
после тебя дарящие радость
пустботы заполнят.
Болью даривший,
ты призываем вечно
к спору ревнивому,
взыскан к суду оправданий,
к гневным упрекам востребован —
боль неизбывна.
Экскурсовод
Могу признаться, это не беда,
А также никакое не открытье:
Я сочиняю эти города,
Угадываю, чую по наитью.
Минуя переулки и дворы
И скрытые глухие переходы,
Перемещаюсь из одной поры
В иные — ощущаемые — годы.
Куда толпою суетною прем?
Какие времена за поворотом?
У спутников моих поводырем —
Приветный жест пошлю стрелковым ротам.
Вот злобного тирана обману,
Мучительно прикинувшись придурком,
Там рыцарство в бараний рог согну,
Здесь подмигну по-свойски ловким уркам.
Слетела с плахи чья-то голова —
Мы отшатнулись. Мы чуть-чуть устали.
Что, спутники мои, — слова, слова?
Важны не сами факты, а — детали.
С небес струится вечная вода,
Но можно и ее услышать внове...
Я сочиняю эти города.
На жесте их ловлю, на полуслове.
* *
*
Птица ринулась в воду.
И — в самую глубину.
Читать дальше
