А вот вдруг и ветер сорвался, понес, смял темный воздух, рванул, скрутил!.. снова раскинул его, разостлал во всю ширь!.. снова скомкал!.. Кусты и деревья на склонах загудели протестующе — низко, протяжно. Но тут он хлестнул по ним как следует, яростно рванул, заставляя повиниться, — и они принялись беспрестанно кланяться, ахать и плачуще всхлипывать.
На секунду все затихло... потом первые капли пошли звонко щелкать в асфальт... а потом зарокотало, зарокотало... и ливень обрушился с такой силой, будто где-то наверху два дружных ангела приналегли на неподатливый рычаг — и сорвали к чертовой бабушке нижнюю заглушку порученной им цистерны!
Паланг упрямо бежал сквозь жемчужно-серые потоки дождя, иногда оскальзываясь, потому что ливень не поспевал сам за собой — его густая пузырчатая составляющая, уже рухнувшая на землю, не имела времени уступить место новым и новым струям, и на ровном асфальте кипящая вода стояла слоем едва ли не в ладонь.
Все вокруг текло, струилось, зыбилось и мерцало; мощный гул заглушил все прежние звуки; мир, видимый сквозь частые накаты и сгущения струй, когда их поток становился почти неразрывным, был неузнаваемо искажен линзой ливня и превратился в груду осколков, с трудом находящих границы, по которым столь легко разбилось казавшееся незыблемым пространство...
Когда стихия маленько утишилась, позволив всему сущему, глубоко вобравшему голову в плечи, чуть распрямиться и с опаской приоткрыть глаза, Паланг, облизанный дождем, будто речная галька, как следует встряхнулся и прибавил ходу.
Машины, ошеломленно приткнувшиеся было к обочинам, мало-помалу стали приходить в движение. По мокрому асфальту колеса катились шумно, с шипением, хлестко расшвыривали воду из луж. Палангу не приходила в голову подобная мысль, но если бы он подумал, что мог бы ехать в кузове одного из этих железных чудищ, с победительным ревом рвущих сиреневый после дождя воздух, то, конечно, позавидовал бы тем, кто так и делает.
Но он бежал, бежал, бежал — и километра через четыре стал пробегать мимо тех самых машин, что недавно столь стремительно его обгоняли.
Вытянувшись молчаливой вереницей, грузовики и легковушки стояли у края дороги. Люди высыпали на землю и собрались у моста.
Прежде мост соединял обрывистые берега небольшого притока. Однако нынче с утра где-то в верховьях ему удалось так нахлестаться дождевой воды, что теперь вместо хилого ручья, еще пару часов назад застенчиво переступавшего с камушка на камушек, по размываемому руслу с пьяным ревом несся селевой поток — поток воды, грязи, камней и вывороченных с корнем деревьев.
Что же касается самого моста, то две его опоры были сбиты, а центральная часть обрушилась. Когда Паланг подбежал, еще одна плита бесшумно (а точнее — с шумом, напрочь заглушенным грохотом селя) повалилась в воду.
Некоторое время пес растерянно мыкался между стоящими у моста людьми. Большая часть их выглядела так, будто не пути их, а самой жизни подведена черта: они не разговаривали, не шутили, не смеялись — только испуганно смотрели на поток, с жуткой силой и ревом продолжавший свое дело.
Уяснив, что через мост дороги нет, Паланг спустился вниз и обследовал берег.
Вода ревела, но все же было отчетливо слышно, как постукивают друг о друга катящиеся в ней камни.
Паланг то и дело озирался, надеясь увидеть нечто такое, что избавит его от необходимости иметь дело с селем, но ничего похожего вокруг не находилось. Люди все так же растерянно стояли у моста. Две или три машины развернулись и уехали обратно. Небо снова начинало хмуриться, и с востока, из-за хребта, в долину опять переливались серо-синие тучи.
Значит, другого пути не было.
Но путь этот совершенно определенно был гибельным.
Скуля, он опять пробежался по берегу до самого устья потока.
И здесь его осенило!
Река-то оставалась прежней!
Конечно, это была бурная горная река, тоже довольно опасная в своем стремительном течении. Но все же ее напор и дикость не шли сейчас ни в какое сравнение с напором и дикостью селя. Там, где они встречались, река волей или неволей принимала в себя все те дары, что бешено швырял ей сель, — грязь, камни, ветви и стволы деревьев, — и несла дальше самостоятельно, а пришлец, яростно вскипев напоследок и подняв мутную волну, тут же гас в ее мощном потоке, растворялся, и только цвет темно-коричневой воды, струившейся дальше вдоль левого берега, отмечал отныне его смиренное присутствие.
Читать дальше
