Геннадий Калашников. Глагол начальный. — “Дружба народов”, 2010, № 12.
Рецензия на книгу нежно любимого мною Сергея Бирюкова — Главного Русского Футуриста, академика Зауми и прочая и прочая.
“Книга Сергея Бирюкова актуально, насущно, с убедительной необходимостью и настоятельностью вписалась в нашу нынешнюю поэтическую ситуацию. Не берусь судить — плачевную ли, оптимистичную ли ситуацию (книга как раз свидетельствует, что все не так уж плохо и безнадежно), но радует, что есть у нас такой замечательный, непредсказуемый, неуправляемый, или управляемый горними силами, поэт. Без него было бы гораздо скучнее”.
В “Арионе” на это издание — “ПOESIS ПОЭЗИС POESIS” (2009) — отозвался Аркадий Штыпель: “Кому как, но для меня, при всем скепсисе относительно футуристического проекта, веселые бессмыслицы „заумщиков” порой выглядят все же милей и живее символистических „тайных смыслов””.
Жузеп Карне. Острова одиночеств. Перевод и вступление Марии Игнатьевой. — “Иностранная литература”, 2010, № 11 .
Этого умершего в 1970-м “идеального каталонца” называли “принцем поэтов”, в начале 1960-х выдвигали на нобелевскую, но стихи всерьез оценили только после смерти. В своем теплом, исчерпывающе-познавательном вступлении М. Игнатьева благодарит Михаила Яснова “за деятельную дружескую помощь в работе над переводами”. Переводы эти я читал с наслаждением, как будто ел ванильное мороженое.
...................................
При свете дня ты ужас вызываешь;
но здесь, прикрыв глаза, полночный менестрель,
прекрасна ты, покуда разливаешь
уверенную трель.
И веет от тебя участливым теплом.
Когда поет душа, что мир ей равнодушный?
Ты, как трава, мягка, ты дождику послушна,
Ты — как подсолнух — к солнышку лицом.
(“К жабе”)
И еще мне полюбился переведенный Ксенией Дьяконовой поэт и священник Жасинт Вердаге (1845 — 1902), один из главных каталонских стихотворцев, ставший символом каталонского Возрождения. Он осовременил язык той поэзии и “спустился с небес” к своему читателю, как к брату, как к другу. К. Дьяконова перевела стихи из наиболее яркой и репрезентативной книги Вердаге — “Цветы с Голгофы”.
Всё то, что есть вокруг и рядом,
всё — очертания креста:
и птицы, реющие в небе,
и черной мачты высота;
густые ветви сосен; встреча
тропы с еще одной тропой;
гребец, склоняющийся к веслам,
и проповедник над толпой;
ребенок, к матери бегущий,
и тот, кто молится, сквозь страх
и горе воздевая руки,
подобно птице в небесах.
(“В форме креста”)
Игорь Клех. Смерть поэзии и жизнь вечная (взгляд прозаика). — “Арион”, 2010, № 4 .
“Грубо говоря, люди все более хотят не певца слушать, а сами петь, сочинять, самих себя играть „в предлагаемых обстоятельствах” (ловушка, в которую попались вырождающиеся театральное и киноискусство и то, что еще оставалось от изоискусства). Востребованы не искусство — а дизайн, не творчество — а производство, не поиск — а „креатив”, не поэзия — а „слэм” и т. д. Стон стоит: покажи мне меня, такого, как я, никого другого не хочу, пусть никто не делает того, чего я бы не мог сделать, если бы мне повезло! На пороге Нового времени Жан-Жак Руссо ставил вопрос так: что нам интереснее — необыкновенные люди в обычных обстоятельствах или обычные люди в необыкновенных обстоятельствах? Вопрос спорный, но Новое и Новейшее время отвечают на него в унисон и все более однозначно: конечно последнее! Неслыханное раскрепощение и уравнивание в правах человечества имеет не только несомненную светлую сторону, но и темный реверс. Тем не менее проклинать свое время малодушно и непорядочно — игра не закончена. Так что делайте ваши ставки, господа!”
А в финале своего эссе Игорь Юрьевич предлагает принуждать детей в школе заучивать некоторое количество классических стихотворений: “Потому, что даже в вырванных из контекста строчках — „мой дядя самых честных правил” или „люблю грозу в начале мая” — код нашей экзистенции и шанс для той поэзии, которой принадлежит по праву „жизнь вечная””.
Я — за. Целиком и полностью.
Леонид Костюков. Любитель и другой . — “Арион”, 2010, № 4.
Читать дальше
