“Кому нравится Глеб Павловский? Но в книжке его мало”, — делится своими впечатлениями юзер “Живого журнала” buksha. Она же: “Гефтер не занимается маргинальными умствованиями, он просто действительно говорит об очень общих, очень масштабных вещах. <���…> что всё человеческое время делится на „выбраковку” (когда легко исчезали целые культуры и никто о них не плакал) и „историю” (культуры так же исчезают, но по ним скучают, тоскуют, берут себе какие-то элементы, осуществляется преемственность). В общем, актуальная книжка. И образная. Такой вдохновенный интеллигентский язык”.
О да… какой еще вдохновенный: “<���…> русская культура — не бессмысленное ли слово, не обманный ли термин? У меня стойкое ощущение липы в этом понятии. Где она вообще, русская национальная культура? То есть она, то нет; явится, как Бог из машины, наломает дров, а потом исчезает с поверхности, не становясь образующим фактором. Между тем большинство пишущих на тему русской истории признает проявление в ней каких-то метаусловий, какого-то механизма, управляющего логикой событий. <���…> Где способность нашего ума осознавать себя заново, внутри заново понятой истории?” — спрашивает Г. П . “Такие вот маленькие, невинные, бесхитростные, частные вопросики — и на них дай тебе внятный ответ... Итак, русская культура — не обманный ли термин? По-моему, уместный вопрос. В нем, конечно, есть доля наглости, но и та уместна. Вот если бы этот вопрос был эпатирующим, мы бы его отредактировали, сделав более солидным, более академичным, — с какого времени можно говорить о русской культуре и в каком смысле, какие внутренние изменения она претерпевала, оставаясь русской или переставая на время ею быть, становясь снова или оказываясь к этому неспособной. Так выглядело бы солиднее и, может быть, даже вразумительнее, но при этом потерялся бы задор твоего вопроса — а не говорим ли мы о том, чего нет ?” — подхватывает М. Г .
Слова так легко слетают с языка обоих собеседников, что делает эту небольшую книгу истинно легким чтением (в самом приятном и безответственном смысле слова).
Виталий Третьяков. Как стать знаменитым журналистом. Курс лекций по теории и практике современной русской журналистики. Предисловие Сергея Маркова. М., “Ладомир”, 2004, 623 стр.
“Никакой иронии: Виталий Товиевич Третьяков обеспечил себе место в истории отечественной журналистики — наряду с Катковым, Гиляровским и Лениным”, — пишет Петр Дейниченко (“Книжное обозрение”, 2004, № 49, 29 ноября). Обеспечил — и дает уроки: в книгу вошли лекции, мемуары, статьи, максимы самого Третьякова и обширное предисловие политолога Сергея Маркова, по многим параметрам, так сказать, перпендикулярное всей книге.
Как стать журналистом, знаменитым журналистом? Почти: как стать — знаменитым? “Вследствие [этой] журналистской гиперболы — обложка начинает напоминать рекомендации по похудению и руководство по домашнему удалению шлаков из организма”, — пишет в том же номере “Книжного обозрения” другой рецензент, Владимир Березин. (Кто-то — не помню кто — уже отметил, что всевозможные пособия по оздоровлению, обогащению обращаются в сегодняшней читательской среде не как практические пособия, а как род литературы для чтения; прочитанная книга становится поводом не для начала новой здоровой и богатой жизни, а для немедленной покупки еще одной аналогичной книги.)
Третьяков стал Третьяковым не потому, что следовал каким-то своим/чужим правилам, а потому, что… вот он такой и так сложилось. Все его советы и максимы есть попытка позднейшей рационализации своего жизненного и профессионального опыта, что уже интересно, как интересны даже читанные в свое время и теперь включенные в сборник третьяковские статьи об НТВ, Бабицком и проч. Короче: читать интересно, а учиться нечему: “будто один из Люмьеров читает лекции в Голливуде, будучи совершенно уверен в том, что он читает актуальный курс кинопроизводства” (Владимир Березин); но — много живых подробностей .
В пресловутом “Живом Журнале” юзер berezin (запись от 23 ноября) делится своими читательскими впечатлениями: “Там (в книге Третьякова. — А. В .) есть и еще одна история, которой я сам был свидетелем: „Однажды я (Третьяков. — А. В .) снял из книжного приложения к ‘Независимой газете‘ статью, которая, на мой взгляд, совершенно откровенно пропагандировала так называемую психоделическую литературу, а проще говоря, литературу, воспевающую потребление наркотиков. Статью за моей спиной пытался поставить в газету один из ее сотрудников... Этот пример прямой редакторской цензуры, кстати, был освещен в некоторых изданиях, ‘интеллектуально‘ обслуживающих наркомафию. Я, естественно, был разоблачен в этих изданиях как душитель свободы слова и печати... Скорее всего, как я уже отметил ранее, редактор относился к числу тех, кто ‘интеллектуально‘, пусть даже бескорыстно (в смысле отсутствия меркантильного интереса), обслуживает наркобизнес”. Ну, с той, другой стороны, со стороны подчиненных редакторов, эта история мне казалась выглядящей иначе”.
Читать дальше
