“Сегодняшняя Россия — чудовищна. И если себе постоянно не напоминать, что страна, в сущности, абстрактное понятие, а конкретно ты имеешь дело с людьми, а люди всегда живые и теплые, — то впечатление жуткое”.
Александр Тарасов. 1968 год в свете нашего опыта. — “Скепсис”, 2008, 18 декабря .
“Долгая смерть „старых левых”, начавшаяся в 1968 году, растянулась на 15 лет, в ходе которых еврокоммунизм 70-х сменился деградацией 80-х, и закончилось все крахом в начале 90-х. Одновременно — с середины 70-х — началась деградация западной культуры, культуры „первого мира” (разумеется, речь идет о высокой культуре ), все ускоряющаяся. За вторую половину 70-х и 80-е годы эта культура фактически исчезла, хотя отдельные ее представители были еще физически живы и что-то делали, возвышаясь как гигантские деревья среди выжженной масскультом пустыни. <...> Оказалось, что высокая культура в „первом мире” была напрямую связана с левым проектом (в разных ипостасях: от марксистской до левокатолической)”.
“<...> именно из-за и после „68-го” на Западе началась „реформа” образования, когда под видом „демократизации” стали внедряться примитивизация и профанизация образования. Идея была простой: раз эти бунтующие студенты оказались слишком умны и слишком образованны для капитализма (чем и порождены их „необоснованные” требования и „завышенные” претензии), значит, следующие поколения должны быть примитивнее, ограниченнее, невежественнее, образованны лишь в той минимальной степени, в которой это нужно хозяевам — владельцам средств производства. Тогда они будут целиком зависеть от хозяев , не смогут мыслить критически (то есть теоретически вообще) и, следовательно, не смогут бунтовать. У нас, сделав вывод из уроков „перестройки”, эту тактику взяла на вооружение советская номенклатура, ставшая новым правящим классом (бюрократ-буржуазией) и проводящая — по лекалам ВШЭ — аналогичную примитивизацию системы образования („реформу”)”.
“Люди, которые имеют преимущественное право говорить „от лица 68-года”, — это люди, отдавшие свои жизни во имя идеалов 68-го”.
Виктор Топоров. Замах Елизарова. Букер больше не будет зомбировать население упрощенными ценностями. — “Частный корреспондент”, 2008, 8 декабря .
“Не преувеличивая значения литературных премий вообще и „Русского Букера” в частности, отмечу все же, что победа Елизарова является в значительной мере прорывом. Как, впрочем, стала бы прорывом и (вполне возможная) победа Шарова. Или Бояшова. Или Садулаева. Потому что речь идет о победе отнюдь не только над толстожурнальной тусовкой, как повсеместно утверждается сейчас. Толстожурнальная тусовка, съежившаяся сейчас до трех-четырех наименований („Знамя”, „Октябрь”, „Звезда” и, может быть, „Дружба народов”; потому что „Новый мир” без лишнего шума отдрейфовал довольно далеко в сторону), она же в недавнем прошлом тусовка премиальная, — это всего лишь производное от куда более серьезного и тоже находящегося сегодня при последнем издыхании проекта. Я имею в виду тусовку, условно говоря, соросовскую. Я имею в виду зомбирование населения (а применительно к нашим делам — той его части, которая традиционно слывет читающей публикой) не то чтобы западными буржуазными ценностями — такое было бы как раз не так уж и страшно, — а теми же ценностями в их чудовищно упрощенной, феноменально вульгаризованной и вместе с тем бесконечно агрессивной версии от „прорабов перестройки”. Версии, прошу заметить, доморощенной, а значит, и клановой, а значит, и семейственной, а значит, и насквозь коррумпированной. Применительно к литературе дело обстояло (а во многом и сегодня обстоит) так: то, что нам не нравится по соображениям политическим или этическим, мы объявляем не существующим эстетически!”
Виктор Топоров. Инсайт. Литературные итоги 2008 года. — “Частный корреспондент”, 2008, 22 декабря .
“В поэзии уже давно перешли от экономического принуждения к внеэкономическому, то есть сборники не продают, а раздаривают. В преддверии „конца гламура” в поскучневших и обедневших реалиях главным гламурным поэтом несколько неожиданно стал Воденников, а главным антигламурным — вполне предсказуемо — Емелин. Пишет Емелин (по справедливой самооценке) хуже, чем десять лет назад, но все равно он сейчас, похоже, единственный, кому есть о чем писать. Имеются, правда, обнадеживающие признаки того, что вот-вот прервет затянувшееся молчание Александр Еременко. В Питере слышны поэтессы-матерщинницы Дудина и Романова и их собрат по духу Мякишев. В том смысле, что, кроме этой троицы, не слышно вообще никого. Хотя в песочнице стоит страшный, а главное, почему-то веселый визг”.
Читать дальше
