Новый Мир Новый Мир: Новый Мир ( № 10 2009)

Вы сами-то понимаете, чего хотите? — слишком резко и с ложным чувством превосходства. Так пишет человек, который хочет самоутвердиться.

В целом подобная работа входит в перечень выполняемых мною услуг, однако… — можно не продолжать.

Маха глотнула кофе и взглянула в окно. В ноябрьских, пропитанных водою сумерках зажигались фонари. Желтый их свет выше Максова окна окрашивал летучую морось. Ответ пришел легко и естественно, как вдохновение:

“Напишите подробно, что вы хотите”.

Пальцы и клавиши были послушны. Все ноты прозвучали чисто, как свежий воздух. Публика успокоенно вздохнула.

2

Азербайджанцы наверху просыпались очень рано. Глава семейства работал водителем на автолайне и уходил ни свет ни заря. Маха слышала, как в однокомнатной квартире на втором этаже распевалось многоголосье, когда сворачивалась калачиком на диване после ночного бдения перед монитором. Просыпалась она от писка переполненного ящика около двух часов дня.

Взяв нужную ноту, она чувствовала, что работа спорится, и была довольна. Сначала ей требовалось усилие перед каждым письмом, потом слог ее отточился. Оставалось только успевать прочитывать запросы.

Очень скоро она поняла, как удобно, когда дома есть пакет картошки и бутылка масла. Потом — почему сантехника имеет цвет опавшей листвы. Потом догадалась, что белье в тазу не скоро дождется своего часа. Если сначала она по-женски видела все это и хотела исправить, то теперь перестала замечать. Она становилась Максом, а Максу было довольно того, что он имел. И, совершенно как он, она не успевала ничем другим заниматься.

Я узнаю его лучше, чем предполагала, думала Маха. Даже не заходя в запретную комнату.

“Приветик. Давненько тебя не слышно. Я вывесила свои фотки на страничку, зайдешь, посмотришь?” И ссылка.

Спам, подумала Маха и удалила письмо. Скулы свело, как от лимона, когда представила, что там могли быть за фотки.

На следующий день с того же адреса пришло письмо. Теперь оно было еще более немногословно: “Зашел? И как?” Ссылки не было.

Странный спам, подумала Маха. Отвечать не стала. К тому моменту она была увлечена клиентами и так натренировалась в своей пьесе, что даже позволяла себе импровизировать.

Азербайджанские дети уходили в школу и возвращались из школы. Дети были разного возраста, они ходили в школу посменно. Утром старшие слушали африканский рэп. После обеда младшие слушали Верку Сердючку. Их отец вечером ставил свою “Газель” прямо под Максово окно, и тогда в квартире начиналась другая музыка: оперы семейных скандалов, арии детских ревов. Маха слышала все это через потолок на кухне.

“Чего молчишь? Это Надя. Извини, что пишу на этот ящик: у меня комп полетел, а адрес там был. Этот твой адрес в сети достала. Что думаешь о фотках? Мне действительно интересно знать твое мнение”.

Письмо с того же ящика. Маха присвистнула. Я буду знать о Максе больше, чем предполагала. Я буду знать о Максе больше, чем он сам предполагал.

Женское любопытство зажглось в ней сигнальной лампочкой. Отложив остальную почту, она перерыла весь комп, но никаких намеков на другие ящики не нашла. Никакой переписки, кроме деловой. Если и было у Макса что-то иное, то на другом компьютере, в комнате. Маха прошлась перед закрытой дверью, как ходит кошка вокруг холодильника. Но нет, это не та причина, по которой стоит нарушать обещание. Маха вернулась к себе на диван.

Вокруг Макса всегда было много женщин. Они тянулись к нему, как пчелы, хотя он никогда ничего для этого не делал. Он не был неотразимым красавцем. Он никогда ничего им не обещал. Он вообще ничего для них не делал, а они тянулись, не понимая, зачем и чего они от него хотят. По крайней мере, для Махи это была загадка, но она была уверена, что раз такое творится в той небольшой компании, где они с Максом общались, то же самое было в любых других компаниях, где Маха не могла Макса видеть.

При этом личная жизнь его оставалась глубокой тайной, и ни разу не ходили слухи ни об одном романе. Со всеми, кто хотел этого, Макс мог беседовать, созваниваться, ходить гулять… Обычно девчонки возвращались с таких прогулок свежими и просветлевшими, как будто узнали о жизни что-то важное — в общаге всегда видно, какое у кого настроение.

Все женщины, которые появлялись рядом с ним, казались Махе необыкновенными. Девчонки, соседки по общаге, поговорившие с Максом час в курилке, освещались каким-то таинственным ореолом. Все неизвестные ей женщины, о которых он порой рассказывал, были для нее прекрасны и мудры, как греческие богини. Она чувствовала болезненную к ним тягу, похожую на любовь, похожую на любовь к звезде — они были недосягаемы, эти женщины, но в каждой из них было что-то, что отличало их от остальных, что отличило их от остальных для Макса.