Ах, как все же не хочется бесконечно вводить в свой рассказ современные фигуры и нагружать его политикой. Но, с другой стороны, куда теперь можно деться от политики? Вспомним кафе “Старый рыцарь”, что напротив церкви святой Елизаветы. Именно сюда, в “Alter Ritter”, зашла, побывав в Марбурге зимним днем на встрече с учителями-русистами, супруга (мне-то лично ближе и теплее слово “жена”, но не положено по протоколу) нынешнего президента России Людмила Путина. Да, просто зашла выпить кофе и поболтать с мэром Марбурга Mёллером и обаятельнейшей русисткой Барбарой Кархоф. Перед этим ей (кстати, тоже филологу) уже был сделан в городском архиве драгоценный подарок (филологу от филологов) — довольно большая папочка, в которой с немецкой аккуратностью были наклеены на специальные паспарту великолепно выполненные копии архивных документов, связанных с жизнью в Марбурге Ломоносова. Таких копий, такой ясности и чистоты ни у кого в России больше нет. Утаю, как удалось сунуть туда нос. Это другая история. Среди нескольких документов, которые хранились в пестрой, обтянутой ситцем папке, было письмо Ломоносова городскому аптекарю, которое я обязательно прочту на лекции. Оно выпечатано на отдельном листочке и на всякий случай переведено мною.
Есть определенный соблазн у лекторов (как и у писателей) — включить в текст фрагменты писем, стихотворений, документов. Но уже давно замечено, что “клинья” эти — не самые выигрышные места. Как вставные зубы у бывшего красавца… Тут срабатывает соблазн повествователя, полагающего, что слушатель с таким же вниманием, как и он сам, будет ловить приводимые строки и в их мимолетности отыскивать следы былой жизни. И если читатель наверняка более свободен и даже легкомыслен, нежели писатель, то и слушатель на лекции тоже не всегда, не каждую минуту с одинаковым интересом внимает профессору. Но у профессора, так же как и у писателя, есть свои приемы. Он все время драматизирует повествование, сопоставляет факты выгодным образом, постоянно приглашает слушателя то на свое место, то на место героя. И тут как бы получается, что уже не профессор совершает открытия, а его беззаботный визави.
Все же письма Ломоносова в цельном виде не будет. Неизвестно также, где была та аптека Дитриха Михоэлиса, которому 4 декабря 1740 года было адресовано письмо, счастливо сохранившееся в архиве. (Храните письма!) Где он жил? Хотя почему бы аптеке не просуществовать до наших дней на одном месте, тем более в городе, где многие столетия, будто по воле какой-то потусторонней силы, все сохраняется в прежнем виде? Недаром же я раньше назвал обе известные мне в центре аптеки. А вдруг!..
Что надо бы знать, чтобы это письмо в сознании слушателя приобрело особую выразительность? Ранее был приведен некий реестр долгов, которые натворил молодой студиозус в немецком городе. Так вот, среди кредиторов значилось и имя марбургского аптекаря. Это, видимо, был высокообразованный человек. Обращаясь к нему, Ломоносов называет его “высокоученым господином доктором”.
Увидевшему в списке наделанных долгов против имени “высокоученого доктора” немалую сумму в шестьдесят один золотой рубль могло показаться, что ухаживающий в то время за юной Елизаветой Христиной молодой человек потратил деньги на галантные подарки — румяна, белила и какие-нибудь духи — для своей возлюбленной или на другие духи, которыми было принято обливаться и мужественным кавалерам, или — чем черт не шутит! — на какие-нибудь притирания либо укрепляющие микстуры. Но чтобы по-настоящему удивиться письму к аптекарю, надо знать и некоторые другие обстоятельства жизни будущего российского академика. События эти произошли не в Марбурге, поэтому изложим их схематично, быть может, вернувшись к ним позже, когда почти на ратушной площади, на “втором” ярусе каменного макета, подойдем к дому, в котором жил проректор Вольф. Но прежде восстановим в памяти те условия, на которых академия отправила в Германию талантливую молодежь. Их командировали в первую очередь для того, чтобы они изучили металлургию и горное дело. В России в то время бурно развивалась промышленность и была нужда в специалистах. По первоначальному плану барона Корфа пытливые юноши должны были сразу же поехать на выучку в Саксонию, во Фрейберг, но, списавшись с коллегами в Германии и поразмыслив, в академии решили, что сначала лучше пропустить молодняк через “общее образование”. Так Ломоносов оказался в университете принца Филиппа. И “прошаркал” студентом здешние мостовые не пять лет, а только с декабря 1736 года до конца июля 1739-го, но по сравнению с всего лишь летним семестром Пастернака это большой срок и, учитывая рвение в учебе, конечно, сопоставимый с полным курсом любого современного университета, где почти год еще составляют каникулы... Приплюсуем сюда девятимесячное пребывание во Фрейберге. А где же еще год? Потому что Пастернак почти прав: Ломоносов пробыл в Германии с конца 1736 года по май 1741-го.
Читать дальше
