Итак, наступило время, я начал думать о том, что Роза слишком быстро стареет. И решил действовать, озаботился вопросом собачьей демографии. Эта мысль посетила нас обоих, и меня и Саломею, но, кажется, думали мы по-разному. В моем сознании присутствовал совершенно эгоистический момент. Саломея уже не может без Розы: о ком она будет заботиться и кому рассказывать о своих болезнях и прошлых триумфах, кто будет верно встречать ее у дверей, заставлять больше двигаться по дому, ходить в магазин или на рынок за мясом, наконец, кто будет лечить от гипертонии, потому что Саломея внушила себе, что, когда она гладит Розу по шерстке, у нее падает давление и меньше болит голова. Присутствие Розы “оттягивало” Саломею от меня, то есть Саломея меньше меня “грузила”. Другими словами, я думал о себе в той же степени, в какой и о Саломее.
Саломея Розу жалела как-то по-своему: ну как же, собачка не познает радости встречи с каким-нибудь красивым псом, значит, ей так и коротать собачий век девственницей. А разве я когда-нибудь спорю с Саломеей? Я просто подкладываю ей свои собственные решения. Роза — образцовая по родословной собака: не агрессивна, послушна, сметлива, чистоплотна. Достанешь ли в будущем щенка из такой же хорошей и породистой линии? Я уже рассчитал, как примусь содержать двух собак, одну на смену другой. Мама с дочкой или мама с сыном? И задача не казалась мне достаточно трудной.
Но Роза оказалась девицей на удивление высоконравственной. Несколько сезонов подряд мы знакомили ее с породистыми кавалерами общей фамилии ротвейлеров, и каждый раз наша перепуганная девица не могла взять в толк, что от нее требуется. С удовольствием бегала за очередным ухажером или от него убегала, трепала его или сама подвергалась трепке, но заключительного объятия не получалось. В этих долгих лирических играх и я пытался ассистировать, и Саломея часами распивала на кухне чаи с хозяином какого-нибудь пса-тяжеловеса, пока собаки носились по квартире, но успеха от всего этого не было. У меня уже все давно было рассчитано: кому из наших знакомых уходили и какие щенки, остается ли главный дублер или дублерша Розы у нас или воспитывается где-нибудь в интеллигентном, может быть, даже в артистическом доме, откуда его или ее, при трагической необходимости, можно будет востребовать. План, казалось, был уже близок к осуществлению, когда Роза сдалась одному черно-палевому рыцарю, но это был как бы последний день в расписании игр. Я по профессорской привычке все прочитал не только о ротвейлерах, но и вообще о разведении собак, практически всю попавшую ко мне в руки литературу.
Мы с Саломеей внимательнейшим образом — как престарелые родители оглядывают талию нашалившей дочки — наблюдали за Розой, делясь некоторыми вроде бы возникшими признаками. Они, признаки эти, возникали лишь в нашем воображении. Нам показалось сначала, что Роза стала лучше есть, у нее вроде бы вырос аппетит. А кто-нибудь видел собаку с плохим аппетитом? Потом возникло ощущение, будто бы Роза немножко раздалась в ширину. На это Саломея ответила усиленным питанием своей подруги: вместо традиционного телячьего сердца в ход пошла вырезка и говяжья шейка. Как будущая мать, Роза стала получать добавку в рацион: рыночный творог. И она действительно пополнела, стала чаще мечтательно глядеть на холодильник в кухне и плотоядно облизываться.
Все это происходило на фоне жесточайшей болезни, изменений психики, обострений и ремиссий и ясного сознания, что лучше быть не может, выздоровление невозможно, а смерть если не внезапно и моментально, то обязательно на больничной койке, и что бы с тобой ни случилось, будь то инфаркт, инсульт или диабетическая кома, тебя, в сознании или без, все равно повезут на каталке в диализный зал. Здесь речь идет не о собаке-игрушке, а о компаньонке, еще одной живой душе в квартире.
Это были годы, когда Саломея из цветущей женщины превращалась в исхудавшую больную пташку. И все-таки она продолжала бороться, старалась не быть выкинутой за борт. Летом по субботам продолжала ездить на дачу. Она ни в коем случае не хотела, чтобы я с машиной ожидал ее после процедур дома. Она во что бы то ни стало должна была добраться сама. Сама, сама, еще могу! Из больницы ее довозили до вокзала, она мелким крадущимся шагом плелась до электрички, брала мороженое у разносчицы и погружалась в особый мир вагонной нищеты, который звался миром народным. Через два часа езды я подхватывал ее на высокой платформе и вез на наш участок.
Читать дальше
