Но не в одной политкорректности тут дело. Европейцы стали слишком цивилизованными, слишком образованными и слишком… безвольными. В Средние века невежественные крестоносцы, нередко путавшие мусульман с язычниками, были достойными противниками великолепных сельджукских и османских воинов, на равных сражались с ними, не имея еще технического превосходства, которое так поможет их далеким потомкам не только одолеть османский натиск, но и завоевать почти всю Азию и Африку. Британские авантюристы, от Роберта Клайва до Сэсила Родса, как правило, мало интересовались культурой стран, которые они завоевали, но именно эти авантюристы создали самое большое государство за всю историю земного шара. Да, встречались среди колонизаторов и просвещенные люди, подобные Уоррену Гастингсу, первому генерал-губернатору Индии, но на всякое правило существуют свои исключения.
Современный европеец не в пример образованней своих предков, но он развращен современной цивилизацией. Он слишком мягок, слишком благодушен для того, чтобы стать на пути исламских фанатиков.
Жан-Жак Руссо стал известен после того, как выиграл объявленный Дижонской академией конкурс на тему “Влияние наук и искусств на нравы”. Руссо дал неожиданный для человека эпохи Просвещения ответ: развитие наук и искусств влияет на характер народа пагубно. Народ постепенно развращается, теряет способность к самозащите, былая воинственность исчезает без следа, ее сменяет апатия. Науки и искусства превращают самый храбрый и воинственный народ в сообщество сибаритов.
Руссо не сказал ничего нового, просто он вернулся к идеям некоторых античных авторов. Еще Плутарх превозносил полумифического спартанского царя Ликурга за то, что тот отучил народ от роскоши, упразднил “лишние” ремесла, не позволил развиваться искусствам, ввел прославивший Спарту аскетизм. Главным итогом реформ Ликурга стало превращение Лакедемона в крепкое, воинственное государство. Спарта не дала миру ни скульпторов, ни поэтов, ни ученых, но зато покрыла себя славой в бесчисленных войнах. Даже и теперь во все школьные учебники по истории Древнего мира обязательно входит рассказ о героизме царя Леонида и трехсот спартанцев, прикрывавших отступление эллинского войска. Закат Спарты начался с возвращения в Лакедемон золота и серебра, предметов роскоши и т. п. В очередной войне Спарта потерпела поражение и стала превращаться в обычный греческий полис.
Очевидно, это какой-то закон: народ со временем становится более культурным, развитым, образованным, но при этом теряет некие качества, которые прежде помогали ему выжить. В сербском языке есть хорошее слово: “борбеност”. Означает оно активность, воинственность, готовность бороться, боевой дух. Так вот, эту самую “борбеност” народ со временем и теряет. Лев Николаевич Гумилев назвал этот процесс утратой пассионарности и связал его с постепенным исчезновением из популяции активных, энергичных, идейно заряженных людей (пассионариев).
Пока народу ничто не угрожает, утрата “борбености” является скорее благом: исчезают идейные авантюристы, прежде толкавшие своих соотечественников к кровавым экспериментам. Новый фюрер, даже если бы он появился в современной Германии, вряд ли нашел бы себе много сторонников. Немцы (и французы, и англичане) слишком привыкли к хорошей, благополучной жизни, чтоб ею рисковать; они слишком пристрастились к чувственным удовольствиям, чтобы, пусть даже на время, заставить себя отказаться от них во имя некой идеальной цели. Повторюсь, все это очень хорошо, но лишь до тех пор, пока народу никто не угрожает. Против серьезной внешней угрозы народ может оказаться беззащитен.
А угроза, видимо, существует. В принципе, события, описанные в антиутопии Чудиновой, назвать фантастичными нельзя. Мусульмане уже сейчас составляют заметную долю населения Западной Европы. Ассимилируются они плохо, живут своими общинами, по мере возможности сохраняют свои обычаи и традиции. Мусульманки охотно рожают детей, в то время как француженки и немки, англичанки и шведки детей стараются не заводить, ведь они “отнимают счастье”, мешают беззаботной жизни.
Чудинова, а вместе с ней многие ее сторонники, до Михаила Леонтьева включительно, полагают, что спасение Европы придет с возвращением христианства: “Нельзя сказать: ребята, умрем за наши гедонистические ценности. Не умрешь за них… То, за что можно умереть, на самом деле в глубинном смысле дает только вера Христова”. Уж не знаю, насколько искренним был тележурналист, но и он, как мне представляется, не совсем понимает суть проблемы. Борьба с исламским натиском, коль скоро она начнется, потребует не только веры, но и, как ни прискорбно это говорить, ненависти, фанатизма, беззаветной убежденности в собственной правоте. Здесь-то и потребуется невежество Фаллачи и Чудиновой. Оно станет необходимым условием борьбы.
Читать дальше
