Сашка пил да иконы писал.
Ну, не пьяный… проспится и пишет.
А кто глянет, тот видит Христа.
Да не токмо что видит — слышит.
Он иконы свои торговать не давал.
То отдаст детворе, то поставит в лесу на березе.
Раз Никола Угодник в седой бороде
До весны у колодца стоял на морозе.
Сашка с Анной своею в еловых гробах
Половодьем проплыли, аккурат когда рушили церковь.
Комиссары в колонию отправили ихних ребят.
Долго выла собака за запертой дверью.
Раз на Яблочный Спас за лозою пошли
И в орешнике видим — икона:
Наш Андрей Первозванный верстах так в шести
От сгоревшего Сашкина дома.
С той поры мы по праздникам ходим туда
И святить куличи, и крестить, и своих поминаем…
Даже днем над тем местом сияет звезда.
Хоть метели и дождики тоже бывают.
Апрель 1987.
* *
*
Укроп, сельдерей и маленький крест деревянный
На могиле моей проросли,
Отжурчала вода, спотыкаясь о белые камни,
И слились в половодье озорные потоки весны.
Вымойте пол у себя на душе валерьянкой.
В чистую водку поставьте лиловый цветок.
И посмотрите, как с солнцем играет в орлянку
Еще не нагретый чистый весенний поток.
Разговор с палачом
Возьми, палач, на память эту пуговку,
На ней следы двуглавого орла.
Потом снесешь ее в торгсин на Чудовку
И выпьешь кислого вина.
Хмель уберет цветною позолотою
Твой притюремный серый сад,
И ласточки моцартовскими нотами
Напишут царский вензель в небесах.
Мне Бог помог улыбкой встретить плаху.
Не плачь, палач, ты должен мне сказать:
Куда возьмут мою в крови рубаху
И хватит ли ума не трогать мать.
Мать будет жить в окладе фотографий.
Рубаху в Яузе студеной сполоснут.
И с горстью васильков в твоей дырявой шляпе
Ко дню рожденья ей пришлют.
* *
*
В далеком городе, где все чему-то рады,
Где задранным мостом изломан горизонт,
Мне одиночества ночную колоннаду
Разрушила любовь, печальная, как сон.
И крики петуха, и искры водопада,
И брошенный бокал, и запах спелой ржи
Услышал снова я, и то была награда
За муки — снова жить, в обмен твоей любви.
И запертый ларец желаний непристойных
С поклоном поясным тебе я протяну.
Над тихою водой в молчании спокойном
Услышать можешь ты, как я тебя люблю.
Дядя
Я дядю своего люблю.
Он может управлять аэропланом,
И делать в небе мертвую петлю,
И в белых брюках драться с хулиганом.
Когда меня он на руки берет,
Целует шею острыми усами,
Я думаю, что я сама — пилот,
Скачу и прыгаю под небесами.
Очарованье дорогих сигар.
Цветной бульвар и экзерсис на скрипке.
И смертный приговор, как Божий дар,
И оправданье мировой ошибки.
Коробка из-под старых леденцов,
Стрела, мелькнувшая в листве густого клена, —
Все, что осталось нам от дедов и отцов,
А мир вокруг такой еще зеленый.
* *
*
Приходи, мой любимый, вовремя,
Я тебя накормлю и утешу,
И козленочка с детского коврика
Я на ужин тебе зарежу.
Ты пробудешь со мной до полуночи,
Под колючим моим одеялом.
Две веселые тонкие рюмочки
Будут все начинать сначала.
Ты уйдешь от меня переполненный
В белозубую русскую ширь,
Говорят, что над этими волнами
Раньше русский стоял монастырь.
И, бывало, монашенки строгие
Прибегали нагие к реке,
Их любили калеки убогие
Прямо в мокром холодном песке.
Салют
Преврати это серое небо в цветущий ковер.
Разукрась эту тучку цветною мозаикой,
Чтоб гуляли павлины и прыгали зайки
И стоял, улыбаясь, косматый Трезор.
На нелепые крыши надень колпаки с бубенцами,
Читать дальше
