* *
*
Так ли уж важно, о чем говорили,
Что говорили, о чем горевали? —
Важно, что тучи к окну подходили
И тополя за столом пировали.
Важно, что комната, залита светом
Люстры, в осеннюю ночь выбегала,
Важно, как тополь клубился при этом,
Туча из рюмки пила, из бокала.
Да и на что б, помрачнев, ни пеняли,
Как ни вскипали бы споры и страсти,
Важно, что радости эти, печали —
Все это есть уже в Экклезиасте!
Туча впитала молчанье, как губка,
Тополь вобрал в себя каждое слово.
Эта поблажка и эта уступка —
Как хорошо, что все это не ново!
Как хорошо, что на детской площадке
Ветер ночами сидит на качелях,
Ровно уложены женские прядки,
Звезды — на страже, а дети — в постелях.
Что повторяются все разговоры,
Тысячелетние жалобы те же.
Просьба одна: не задергивать шторы,
Смертной тщете удивляться пореже.
* *
*
Пока корабль плывет на Делос из Афин
Семь дней, пока назад оттуда не вернется,
В Афинах умерщвлен не будет ни один
Из тех, кто осужден, и две недели солнце
Или его лучи косые видеть он,
Сквозь щель к нему тайком вползающие, сможет.
Пускай корабль плывет. Уснувший видит сон —
И смерть его во сне нисколько не тревожит.
А днем она его и вовсе не страшит.
Он Симмию внушить сумеет и Федону,
Что смерти для души нет. Глупо делать вид,
Что смертному она подвержена закону, —
Убить ее нельзя. Пускай корабль плывет
Обратно, пусть за ним летит морская чайка.
Есть где-то лучший мир, есть где-то белый флот,
Душа сама себе надежда и хозяйка.
Волшебный корабль
Команду бы набрать из Байрона и Пруста,
В нее бы Ренуар вошел и Клод Моне,
И Шелли на волне морской, приди он в чувство,
Был поднят бы на борт и подошел вполне,
Они бы пригласить могли Хемингуэя
И Тёрнера с его любовью к парусам,
Что дышат у него, светясь и пламенея,
А вспыльчивый Рембо к ним попросился б сам.
И русская была б там секция, где, к мачте
Прижавшись, Батюшков стоял бы, всем чужой,
Оплакивая тень: вы тоже, музы, плачьте!
И Пушкин был бы рад собратьям всей душой,
То Тютчеву кивнув, то руку Мандельштаму
Протягивая: тот губами б к ней припал
В смятенье и слезах, и ветер панораму
Морскую б за кормой слегка приподнимал.
Дикий голубь
В Крыму дикий голубь кричит на три такта,
Он выбрал размер для себя — амфибрахий, —
И нам веселее от этого факта,
Хотя он в унынье как будто и страхе.
Его что-то мучает, что-то печалит,
У греков какая-то драма в Тавриде
Случилась; на самой заре и в начале
Уже о несчастьях шла речь и обиде.
И южное солнце ее не смягчало,
И синее море ее не гасило,
И горлинка грустное это начало
Запомнила, крохотна и легкокрыла.
Такая субтильная, нервная птичка,
Кофейно-молочного, светлого цвета,
И длится с Эсхилом ее перекличка,
А мы отошли и забыли про это.
* *
*
От скучных книг придешь в отчаянье —
Плохих стихов, бездарной прозы.
О, запустенье, одичание
И безутешные прогнозы!
Но сад, заглохший и запущенный,
Хотя бы стар и театрален,
А с чтеньем сумеречным, в сущности,
Ты сам размыт и нереален.
Тебя мутит, душа подавлена,
Как будто ты ее обидел,
Глядит угрюмо и затравленно,
Как в ссылку сосланный Овидий.
Как он там, бедный, жил без чтения,
Стучал клюкой в гранитный желоб:
Врача, советчика, забвения,
С подругой-книгой разговора б!
* *
*
Кот Еврипид, пес Цезарь, попугай
Алкивиад… Обидно Еврипиду.
А Цезарю? Попробуй угадай,
Какую ждать жестокую обиду
Царь обречен, философ, дипломат.
Конь Бонапарт, морская свинка Сафо,
Слон Меттерних, умен и мешковат,
Читать дальше
