Жаль, интервьюер не спросил Ольгу Александровну, что вообще делать нам, просвещенным интеллектуалам, с этим “избирателем”, с народом то есть: идти в него с умным словом, держаться от него подальше, попытаться полюбить, почаще молиться о ниспослании ему того-сего (мудрости-самостоятельности, либерального правителя etc.), стараться не замечать?
Валентина Синкевич. “Встречам” 30 лет. — “Встречи” (альманах-ежегодник), Филадельфия (США), 2006, № 30.
Из редакционной статьи: “Кого из зарубежных поэтов сохранит время — предугадать трудно. Но хочется надеяться, что их поэзия останется в будущем как нечто целое, как некий феномен выживания вне языковой и даже вне читательской среды. Если кто-нибудь в дальнейшем поинтересуется — чем же жили многие за рубежом, можно ответить: и поэзией тоже. Этого нельзя отрицать”.
В юбилейном номере приведен полный (весьма ценный!) указатель имен авторов альманаха (с 1977 до 1982-го он назывался “Перекрестки”) — поэтов и художников всех трех волн эмиграции. “Следующий номер я выпущу обязательно. А дальше — не знаю. Поживем — увидим”, — написала мне неутомимая Валентина Алексеевна, у которой в минувшем сентябре был и свой личный юбилей. Интересующихся ее нелегкой биографией отсылаю к “Лексикону русской литературы XX века” Вольфганга Казака.
Кстати, помимо прочего, в юбилейных “Встречах” имеется важная публикация неизвестных стихов старинного участника альманаха Валерия Перелешина (1913 — 1992) и редкая подборка члена харбинского литкружка “Чураевка” двадцатичетырехлетнего Сергея Сергина, который застрелился вместе со своим другом, поэтом Георгием Граниным, в декабре 1934 года. Меня очень тронуло чистое и нежное стихотворение “Первая заутреня”, опубликованное в старом альманахе “Рубеж” за восемь месяцев до этой странной гибели (и приведенное здесь). Совершенно, я бы сказал, самойловские стихи.
Артем Скворцов. Дело Семенова: фамилия против семьи. Опыт анализа поэмы “Однофамилец” Олега Чухонцева. — “Вопросы литературы”, 2006, №5 (сентябрь — октябрь).
Вот послал же Чухонцеву Бог такого казанского читателя: его путешествие вглубь давнего и, боюсь, подзабытого многими текста увлекло меня, например, не меньше предмета повествования. Впрочем, и “общие” места хороши:
“Чухонцев синтезировал в поэме вещи на первый взгляд несовместные. В „Однофамильце” можно найти следы влияния психологической прозы, нацеленной на скрупулезность и правдоподобие в изображении внешней и внутренней жизни персонажей, непринужденные лирические отступления и технику потока сознания с ее отказом от грамотного синтаксиса и отвержением реалистического психологизма. <���…> Умение Чухонцева настраиваться на точку зрения персонажа и мастерство передачи различных речевых характеристик, вплоть до тяготения к сказу, отмечалось специально. Чухонцев изначально предъявил способность не только выражать свое „я” (на чем многие пишущие останавливаются), но и пропускать сквозь авторское видение другие, подчас очень далекие от него „я”, за которыми могут стоять совсем иные характеры, ментальности и языки.
Это позиция зрелости, ответа за всех и вся. <���…> Эпичность поэта, о которой критика во весь голос заговорила особенно после „Фифиа”, присутствовала в его лирике всегда. Это не только широкое дыхание, неспешная манера повествования и историческая дальнозоркость, но и умение вобрать в себя, остро лично, эмоционально выразить жизненные итоги множества разных судеб, раскрыть их индивидуальность и обобщить отдельные экзистенции до уровня единого национального опыта. Сгустком такого опыта и видится в русской поэзии „Однофамилец” Олега Чухонцева”.
Сергей Соловьев. Воркующие буквы на карнизах. Стихи. — “Дети Ра”, 2006, № 6 (20) .
Подборка Соловьева — часть “киевского” номера “Детей”, который готовили Александр Моцар и Максим Бородин.
Соловьевские сны-медитации лучше, конечно же, читать вслух, что я и делаю: получается здорово, что-то вроде “заговора на музыку”. Особенно зацепившая меня жутковатая кошачья “Венеция” (ею открывался, кстати, и 10-й номер “Знамени” за минувший год):
.................................................
Читать дальше
