По сообщению директора совхоза „Даниловский” Коношского района Архангельской области от 13 октября st1:metricconverter productid="1964 г" 1964 г /st1:metricconverter ., Бродский И. А. к работе относится хорошо, нарушений трудовой дисциплины не наблюдалось. За добросовестное отношение к работе ему был разрешен отпуск на 10 дней для поездки к родителям.
Зам. начальника отдела по надзору за следствием в органах госбезопасности Прокуратуры СССР Седов.
Ст. консультант Верховного Суда СССР Былинкина.
Зам. начальника следственного отдела КГБ при Совете Министров СССР Иващенко.
7 декабря st1:metricconverter productid="1964 г" 1964 г /st1:metricconverter .»31.
При всей полноте и обстоятельности этого документа один вопрос в нем тщательно обойден вниманием. Причем намеренно: в рабочих записках в этой связи можно найти пометки для себя: «писать не надо». Вопрос этот — о том, кто, собственно, затеял эту историю, кто конкретно был инициатором выселения Бродского. В записке упомянуто совещание в райкоме партии у секретаря Косаревой, говорится также о собиравшем против поэта материалы дружиннике Лернере. Из записей ленинградских бесед членов комиссии явствует, что Лернер оперировал материалами, полученными в местном КГБ32. Это подтвердил начальник Управления КГБ по городу Ленинграду и области В. Т. Шумилов, настаивавший к тому же на правоте своего подхода. Рабочая запись беседы сохранила даже ехидную реплику Л. Н. Седова в ответ Шумилову; Седов счел нужным ее зафиксировать, заключив в скобки: «Если не привлекать сегодня, то завтра будем привлекать (я преклоняюсь перед вами, если вы знаете, что произойдет завтра). <...> Процессуально я верю, что есть ошибки. Я сейчас согласен, что если отдать на поруки писателям (месяца через 2—3). Если реабилитировать, будет не здорово. Фельетон в „Вечернем Ленинграде” написан по нашим материалам, по нашей инициативе. Наш сотрудник давал материалы Лернеру»33.
Лернер, мелкая сошка, подставное лицо, которым пожелали воспользоваться чины ленинградской госбезопасности, своей ролью упивался. Из обстоятельной записи беседы с ним34 можно заключить, что члены комиссии искали какую-то личную заинтересованность Лернера в деле Бродского, которого он даже в этом разговоре несколько раз назвал «подонком». Видимо, его заподозрили в антисемитизме, потому что записали его реплику о том, что к «еврейской национальности» он относится хорошо. Создается впечатление, что именно наглая и напористая активность Лернера сильно способствовала тому, что дело дошло до суда, что инициатива местной госбезопасности не заглохла. По словам начальника Дзержинского райотдела милиции Г. С. Петрунина: «Активная роль в этом деле была Лернера, он по своей инициативе ездил несколько раз в Москву. Лернер на нас грозился, что мы это дело медленно готовим, и очень часто нам звонил и лично мне. Испытывая давление Лернера, мы и направили дело очень быстро»35.
Почему члены комиссии не стали прояснять эту сторону дела в своей записке? Очевидно, руководствовались соображениями охраны секретов работы органов госбезопасности. Но, быть может, присутствовал также и другой мотив: вынося вопрос на рассмотрение высших инстанций, явно вступая в борьбу с верхушкой ленинградского руководства, комиссия не хотела дать повода свести дело к частностям, к констатации недобросовестности дружинника Лернера и неуклюжей инициативы офицеров УКГБ. Комиссия составила записку так, чтобы не оставалось сомнений: в деле Бродского представители всех ветвей городской власти выступают заодно.
На основании записки от 7 декабря предстояло составить докладную в ЦК КПСС от имени Р. А. Руденко, А. Ф. Горкина и В. Е. Семичастного. В деле имеются три ее проекта, различаются они по-разному сформулированными предложениями, как разрешить дело36. В первом случае предлагается «внести протест в судебную коллегию по уголовным делам Ленинградского городского суда на предмет изменения постановления народного суда Дзержинского района гор. Ленинграда и досрочного освобождения Бродского с места поселения»37; во втором варианте последние слова заменены на «сокращения срока административного выселения Бродского»38, наконец, в третьем (по последовательности листов в деле, по сути же, видимо, первом по времени), с рукописными вставками, сделанными Былинкиной, последний абзац сформулирован так же, как и в первом, однако в нем напечатанное слово «высылки» от руки карандашом заменено на «поселения», значит, его следует считать предшествующим39. Суть колебаний раскрывает приложенная к этому варианту записка Былинкиной к Седову: «Леонид Николаевич, посылаю Вам проект моей „концовочки”. Большего я ничего не могу придумать. Ведь перед ЦК ставится этот вопрос потому, что нет единого мнения, и этот вопрос ЦК должен разрешить. А согласие на принесение протеста едва ли требуется»40.
Читать дальше
