Дело в том, что как раз тогда Н. Р. Миронов был очень занят. Он был в числе главных организаторов антихрущевского заговора и координировал подготовку октябрьского Пленума ЦК, благо его должностное положение куратора всех силовых структур открывало к тому большой простор. Человек Л. И. Брежнева, Миронов мог стать одним из тех, кто больше всех выиграл бы после снятия Хрущева. Но ему не суждено было воспользоваться плодами интриги: 19 октября он погиб в авиакатастрофе.
Быть может, Миронов, готовясь к пленуму, решил использовать историю скандальной высылки молодого поэта как один из аргументов против Хрущева? Ведь это при нем был принят указ о борьбе с тунеядцами! Разумеется, никаких данных в подтверждение этой гипотезы нет. Кроме того, налицо хронологическая нестыковка: для проверки дела до пленума вряд ли оставалось достаточно времени. Но сама по себе докладная записка в ЦК и начатая проверка могли служить рычагом давления на ленинградское партийное руководство, способом заставить его слегка понервничать. И вовсе не обязательно в связи с предстоящим пленумом. Дело в том, что с ленинградскими властями у Миронова были и свои счеты, и близкое личное знакомство: в 1956 — 1959 годы он возглавлял Ленинградское УКГБ21.
Желание Москвы приструнить ленинградскую верхушку и было основной подоплекой дальнейших закулисных неожиданностей, сопровождавших дело И. А. Бродского. Стоит ли говорить, что сам поэт был всего только предлогом для административных битв высокого уровня, не в нем было дело. После гибели Н. Р. Миронова ничего не изменилось: бюрократическая машина уже была запущена и работала по собственной логике. К тому же, вчитываясь в написанное московскими чинами прокуратуры и госбезопасности, начинаешь думать, что простой здравый смысл был им по-человечески не чужд.
Дело стало раскручиваться по нетипичному сценарию. Зачем вообще понадобилось входить с докладной запиской в ЦК? Существовал (да и существует) накатанный, обычный, нормальный порядок. Любое дело, можно проверить и, если нужно, пересмотреть в рамках обыкновенной процедуры: осужденный или защитник подает жалобу в прокуратуру соответствующего уровня либо прокуратура сама проявляет инициативу и вмешивается, на что имеет полное формальное право; прокурор изучает дело, и если находит осуждение незаконным, то направляет протест в надлежащую судебную инстанцию (вышестоящую по отношению к той, что вынесла приговор). Ее решение затем он может обжаловать в Верховном суде.
Но этих простых и очевидных действий сделано не было. Была подана докладная Н. Р. Миронова. После получения согласия ЦК КПСС создается комиссия из представителей трех ведомств, причем весьма высокого уровня: в нее входят заместитель начальника Отдела по надзору за следствием в органах госбезопасности Прокуратуры СССР Седов, старший консультант Верховного суда СССР Былинкина, заместитель начальника Следственного отдела КГБ при Совете Министров СССР Иващенко22. Эти ответственные товарищи выехали в Ленинград и не только проверили материалы дела Бродского, но и «провели беседы» со всеми причастными к нему лицами, городской верхушкой, членами Правления местного отделения Союза писателей. Беспримерный случай: среди всех дел Отдела по надзору за следствием в госбезопасности Прокуратуры СССР дело Бродского — единственное, которое не соответствует принятой процедуре. Любопытно, кстати, и то, что оформили надзорное дело не в каком-нибудь другом, а именно в этом отделе Прокуратуры, хотя формально это был не их профиль, поскольку политические статьи Бродскому не инкриминировались.
По всей вероятности, надзорное дело вел прокурор отдела старший советник юстиции Шарутин. В деле сохранились его рабочие материалы — выписки, справки, записки. Тон их совершенно неожидан. Первое же написанное его рукой заключение по делу содержит вывод: «Суд был скорый, тенденциозный и необъективный, о чем свидетельствует то, что ряд вопросов, имеющих большое значение для решения вопроса, остались невыясненными. Насколько правильно составлена стенограмма судебного заседания, судить трудно, но если она правильная, то этот факт лишний раз подтверждает тенденциозность и необъективность рассмотрения дела и скорую расправу с Бродским»23 («стенограмма» — это записи Ф. А. Вигдоровой, представленные в Прокуратуру).
4 ноября 1964 года Шарутиным и заместителем начальника отделения Следственного отдела КГБ СССР полковником Цветковым была закончена обстоятельная справка по делу24. В ней разбирались аргументы обвинения, отмечались неясность и отсутствие доказательств по большинству из них, указывалось на тенденциозность в подборе свидетелей, а также ряд процессуальных нарушений: «Выделенные штабом народной дружины свидетели показали, что Бродского они не знают, что выступают в суде на основании мнения общественности и на основании материалов дела. Все указанные свидетели требовали удаления Бродского из Ленинграда как тунеядца. В защиту Бродского выступили в суде члены Ленинградского отделения Союза советских писателей Грудинина, Эткинд и Адмони. Они о стихах Бродского ничего не говорили, а охарактеризовали его как талантливого поэта-переводчика, при этом они показывали, что работа по переводу стихов иностранных поэтов трудная и требующая много времени. Кроме того, в защиту Бродского судом были получены письма и телеграммы от писателей К. Чуковского, С. Маршака, В. Столбова, Ардова, композитора Шостаковича. Они также характеризовали Бродского как талантливого поэта. Судом письма и телеграммы указанных писателей оглашены не были и не приняты во внимание <...> Заключения авторитетной литературной комиссии о стихотворениях и переводных работах Бродского у суда не было. В связи с этим нельзя признать обоснованным утверждение суда в его постановлении об удалении Бродского из Ленинграда, что он писал ущербные, упаднические стихи. Суд неправильно расценил работы Бродского по переводу произведений иностранных авторов, исходя только из того, что он за них получил незначительный гонорар (127 руб. 90 коп.) без учета того, что большая часть указанной суммы являлась авансом. <...> Вместе с необоснованным осуждением Бродского суд необоснованно осудил и писателей, вставших на его защиту». Вывод из изучения дела Шарутин и Цветков делали вполне определенный: «Бродский И. А. подвергнут высылке из Ленинграда как тунеядец и паразитический элемент без достаточных к тому оснований и по делу должен быть принесен протест на предмет отмены постановления нарсуда по делу Бродского и частного определения в отношении Грудининой, Эткинда и Адмони»25.
Читать дальше
