Далее. Как отделить “консерватизм как идеологию” от какого-либо иного консерватизма? Это невозможно ни на теоретическом уровне (и автору не удается последовательно проводить такое расчленение даже на пространстве короткой статьи), ни попросту на уровне персоналий: куда, интересно, относить “действующих” видных консерваторов — России, Европы, США, — оставивших объемистые книги о своих концепциях и взглядах? И наоборот: Освальда Шпенглера, к примеру, с первого взгляда следует отнести к “консерваторам-идеологам”. Но ежели не с первого, то можно вспомнить, что он автор сиюминутной, актуально-политической книги “Годы решений” (презрительное третирование в этой работе нацистов как мелкой шпаны в момент ее выхода в свет уже смотрелось печальным анахронизмом). И более того: этот кабинетнейший консерватор не раз пытался (неудачно) участвовать в текущей политической жизни, об одной из таких попыток рассказано в нашей предыдущей статье. Так что и Шпенглера можно при желании отнести к “консерваторам-реалистам” (этот термин, введенный Ремизовым и употребляемый им с нескрываемо презрительным оттенком, мы найдем далее в тексте “Опытов…”).
Типологический анализ, таким образом, предварен в статье многозначительными рассуждениями — они позволяют не только абсолютно произвольно трактовать консерватизм, но и, при желании, игнорировать и вычеркивать целые его страницы и главы.
“„Рыцари невозможного”, или Консерватизм „прекрасной души””. Так озаглавлен ремизовский “Опыт st1:metricconverter productid="1”" 1” /st1:metricconverter . “Клеймя порочную современность, „староконсерватизм” тем вернее стабилизирует ее”. Автор типологизирует “рыцарей” как носителей “ прекраснодушного сознания, всегда готового так структурировать действительность, чтобы заранее уготовить себе роль невинного наблюдателя, непонятого пророка или благородной жертвы”. Что ж, перепишем в укропы помидорычи всех этих поздних юнгеров — с их неисправимой тоской по исчезнувшей Бургундии, стране замков, по аристократическим поместьям, по благородному владетельному Князю… Что останется после скальпельного труда от консервативной революции (той, настоящей)? Кое-что останется, впрочем; но не будем забегать вперед.
Отрицание “реалистического”, по терминологии статьи, консерватизма также проводится в ней весьма последовательно. “В линейном <���…> времени индустриальной демократии этот консерватор берет на себя функцию статического элемента, неотъемлемого от любого движения. Вот та вполне респектабельная вакансия, что будет его входным билетом на раскочегаренный паровоз современности — и он успеет-таки заскочить на подножку <���…> в своей реалистической ипостаси консерватизм навсегда зарекается от вражды с „духом эпохи” <���…> носителем консервативного „реализма” являются бюрократы <���…> мало смыслящие в метарациональности политической борьбы…”
К концу “Опытов…” напряжение нарастает: отмашки от неправильных консерваторов уже позади, и перед нами вскорости предстанет наконец — пока обозначенная лишь там и сям, намеками в тексте — полнота истины .
“„Циники”, или Радикальные реалисты”. Так озаглавил наш политхристианин свой восторженный, вдохновенный философический гимн “жизни”. “„Циники” суть реалисты, вещающие от имени фундаментальных реалий <���…> Консерватор циничного духа верит, а именно — „в то, что есть” <���…> Та базовая действительность, которой привержен „цинизм” консервативного духа, — инстинкты, властные диспозиции, неумолимость борьбы и смерти — является для него не чем иным, как химической формулой жизни, над „жизнью” же нет ничего, она — то единственное, что неотъемлемым образом позитивно <���…> „То, чему стоит быть, будет, то, чему стоило быть, уже есть” (Ален де Бенуа) <���…> „имманентное” мышление о ценностях, при желании, сообщает такой вещи, как эффективность, непосредственный этический смысл, в обход какой бы то ни было внешней моральной оценки”.
Этот коктейль взбит из Гегеля13; ферстер-ницшеанства14; французского “нового правого”, опекуна профашистских изданий по всей Европе15 Алена де Бенуа. Законченная базаровщина, последовательная, органическая атеистичность — вот, пожалуй, наиболее существенная характеристика “философии жизни”16.
Читать дальше
