Антиутопия: американские оккупанты пытаются демонтировать Медного всадника.
Андрей Кротков. Книжный рынок: дикий, ручной, разный… — “НГ Ex libris”, 2005, № 5, 10 февраля.
“Почти полностью исчез тип издания, когда-то бывший основным на советском книжном рынке, — многотомные авторские собрания сочинений, распространявшиеся по подписке. <���…> Читатели не хотят даже частично авансировать грядущий товар, поскольку не доверяют стабильности издательских начинаний и хорошо помнят расцвет „подписного кидалова” в начале 1990-х. Издатели соответственно предпочитают выбивать под такие издания государственные гранты и либо отгружают их книготорговым предприятиям по символическим ценам (прибыль уже в кармане), либо пускают „целевым назначением” для библиотек и книгохранилищ”.
Павел Крусанов. Незримая империя — полигон для испытаний государственных стратегий. Беседовала Наталья Андрианова. — “Литературная Россия”, 2004, № 4, 28 января.
“„Незримая империя” — это коллективный проект литературной группы петербургских фундаменталистов, сетевая модель государства, границы которого проходят по кромке сознания каждого носителя имперского духа. Это своего рода полигон, где проводятся испытания идеального государственного образования, той небесной России, которая достойна не сочувствия и сердечной печали, а гордости, уважения и не униженной жалостью любви. <���…> Патриот — это человек, любящий свое отечество таким, каково оно есть. Я же люблю свое отечество таким, каким оно еще только должно стать, чтобы сделаться достойным этой любви. То есть я патриот некоего умозрительного образа, патриот Незримой империи, которая рано или поздно найдет воплощение в предметном мире вещей и явлений. Другое дело, что воплотившаяся Империя вечно не соответствует идеальному замыслу о ней”.
Константин Крылов. Испытание. — “Спецназ России”, 2005, № 1 (100), январь .
“<���…> в советское время шли разговоры о том, что эта штука [СПИД] может иметь искусственное происхождение, сейчас такие разговоры стали считаться крайне неприличными: „как можно о таком думать”. А ведь, между прочим, СПИД решил множество проблем, стоящих перед западной геополитической стратегией, — ну, например, предотвратил взрыв рождаемости в Африке и появление там сильных черных государств… Правда, от СПИДа умирают и европейцы. Но опять же, если не бояться, то потери приемлемы”.
Евгения Кузнецова (9 класс). Нездешний страх. Японский фильм ужасов — это тысячелетняя традиция плюс современные технологии. — “Огонек”, 2005, № 3, январь.
“<���…> почему одна страна способна производить качественные триллеры, а другая никак? Скажем, финский триллер непредставим, французский всегда неудачен, испанский бессвязен, немецкий зануден, а вот английский, американский, датский или, в нашем случае, японский исполнен настоящего ужаса и способен довести до тонкого визга? <���…> Японское зло — самое жуткое, поскольку ему нужно что-то принципиально непостижимое. Оно не хочет свести с вами счеты. Вас для него просто нет”.
Валентин Курбатов. Превращение. — “День и ночь”, Красноярск, 2004, № 11-12, декабрь.
“Ведь говоришь „литература”, и ясно слышишь прошедшее время”.
Александр Кустарев. “Неудавшиеся государства”. — “Двадцать два” (“22”), Тель-Авив, 2004, № 134 .
“„Неудавшееся” государство — это буквальный перевод с английского (failing state). По-русски иногда удобно употреблять выражение „дефектное” государство, а также „фиктивное”. Список дефектных государств может быть длинным, но его тяжелое ядро составляют около двадцати стран”.
Левый поворот. Круглый стол. — “Свободная мысль-ХХI”, 2005, № 1 .
Обсуждение статьи А. Н. Тарасова “Творчество и революция — строго по Камю: левая молодежь создает свою культуру” (“Свободная мысль-XXI”, 2004, № 8).
Говорит Б. Ю. Кагарлицкий: “<���…> позитивный message левой культуры — это просто инновационная сила культуры как таковой. <���…> Это логика неких ценностей, которые не квалифицируются в системе товарных отношений. Тем самым в левизне органически заложен большой культурный потенциал”.
Говорит В. Д. Соловей: “Вызов формируется справа — на той делянке, которую пытается окучивать сам режим. Ксенофобия — не следствие и не феномен политики Путина. Это проявление глубоких, масштабных драматических процессов изменения русской идентичности. Впервые в русской истории — и это революционный сдвиг, поверьте, — русские стали осознавать себя как общность не надэтническую, страновую, государственную, имперскую, а именно как этническую. <���…> Это связано еще и с тем, что впервые в собственной истории (по крайней мере за последние 500 лет) русские себя почувствовали очень слабым народом”.
Читать дальше
