Внутреннее делание безъязыкого зверя. Круглый стол, весь в “свежей крови”. — “НГ Ex libris”, 2005, № 5, 10 февраля .
“В нашем предельно демократичном разговоре участвуют: Гейдар Джемаль, Алина Витухновская и их секунданты — соответственно Ахмед Магомедов и Константин Кедров”, — предваряет беседу ведущий полосы “Свежая кровь” Сергей Шаргунов. Среди прочего: “Стихи Гейдара [Джемаля] — мужской ответ на диктат женского недоверия в современной поэзии — недоверия к философии воли или, как сказал бы сам автор, неверия в мужской нарратив” (Ахмед Магомедов). Здесь же — стихи Шаргунова, Джемаля и Витухновской. У Шаргунова — лучше остальных:
Он сидит на сырой траве,
тускло смотрит,
и чей-то голос
все звучит в его голове:
Парень с девочкой — подлецы,
а монгол потерял резцы.
................................
Cм. также: Сергей Шаргунов, “Ре-во-лю-ция!” — “День литературы”, 2005, № 1, январь .
См. также в этом номере “Нового мира” — Сергей Шаргунов , “Как меня зовут?”
Вадим Волков. От вымысла к реальности: “Брат-2” и “Бумер”. — “Неприкосновенный запас”. Дебаты о политике и культуре. 2004, № 6 (38) .
“„Бумер” — про бандитов, которые не проходят социальный отбор и поэтому обречены. Их спонтанность, агрессия, неспособность к рассчитанным действиям — все то, что было преимуществом во времена дикого капитализма, — теперь вовлекают их в постоянный конфликт. Их неадекватность и обреченность переданы в фильме тем, что каждое их действие только ухудшает их положение. Бандитов оставила удача; обстоятельства работают против них”.
Маринэ Восканян. Производство желаний. Содержание в поисках формы. — “Русский предприниматель”, 2005, № 1-2, январь .
“В допетровскую эпоху моды как таковой на Руси не было: существовал национальный костюм и его традиции, но никак не мода. <���…> И вот вместо этого пышные прически, декольте и обязанность появляться в „собраниях”. Знать была шокирована — для сравнения представьте себе, например, в наши дни появление закона, предписывающего женщинам появляться в общественных местах исключительно топлесс”.
См. также: “Сейчас все считают корсет неудобным и приветствуют „освобождение” от него. Но в 19 веке корсет, безусловно, придавал женщине sex-appeal, заставлял ее чувствовать себя в форме — психологические выгоды сознания собственной привлекательности явно перевешивали физические неудобства. Развязывание корсета числилось среди эротических забав эпохи и продлевало любовную прелюдию (о краткости которой порой сожалеют современные дамы). Так что, наверное, не стоит торопиться жалеть „несчастных” в корсетах — не зря же они отнюдь не бросились сразу облачаться в свободные платья в стиле Dress-Reform конца 19 века”, — пишет Ольга Вайнштейн (“Классика моды: списки полезных вещей” — “ПОЛИТ.РУ”, 2005, 1 февраля ).
Ольга Газизова. “Русский” — имя прилагательное. — “Топос”, 2005, 24 февраля .
“<���…> „русский” — имя прилагательное, прилагающееся к нашей традиционной социально-государственной организации. И начинать надо с ее восстановления... путем „разрушения до основанья” той уродливой псевдогосударственной конструкции, которая к Государству Российскому имеет примерно такое же отношение, как и фаллоимитатор — к тому, что он имитирует”.
См. также: “Ну правда, хоть плачь; что мы за нелюди такие — все существительные, а мы — прилагательные! <���…> Но, прежде чем вешаться или бежать в англичане, не худо бы сперва хотя бы в маленький словарик заглянуть, не принимая на веру подобной критики. Хотя бы в русско-английский, это в наше время проще всего. И там черным по белому написано: англичанин — Englishman . Или the English — точно так же, как их язык. То бишь и в том, и в другом случае — прилагательные: либо, если снова перевести на русский, „английский человек”, либо, для краткости, просто „английские”. Это мы ПО-РУССКИ их англичанами зовем. А француз по-французски— Francais . Так же, как французский язык. Прилагательное. А китаец по-китайски: чжунго жэнь или хань жэнь — „срединный человек” или „ханьский человек”. Средина, или Срединное государство (Чжунго), — так по-китайски называется страна, которую мы зовем Китаем. А Хань — это название китайской династии, которая четыре века правила Китаем (а в имперское время названия династии и управляемого ею государства всегда совпадали — Тан, Мин, Цин и пр.); именно в период ее правления завершилось формирование китайской этнической общности и китайцы осознали себя единым народом. И с тех пор вот уж две тысячи лет не стесняются называть себя прилагательными к своей тогдашней великой стране”, — пишет Вячеслав Рыбаков (“Я — русский. Что дальше?” — “Нева”, Санкт-Петербург, 2004, № 11 ).
Читать дальше
