Тем больше моя признательность автору, которая не только учла официальные документы, но добралась до ныне мало кому известной книги “Квартира и ее убранство” О. Баяр и Р. Блашкевич (М., 1962), адресованной не столько широкой публике, сколько специалистам по интерьеру (слово дизайнер тогда только появилось)...
Немалые трудности ожидают ученых, стремящихся объективно описать такое парадоксальное для нашей культуры явление, как однополая семья, хотя подобные семьи обретаются не только в Париже или Балтиморе, но и у нас под боком. Гомосексуализм “вообще”, казалось бы, нас уже не шокирует, но именно вообще . Тем больший интерес представляет исследование Д. Воронцова о жизни и быте стабильных мужских гомосексуальных пар. Материалом послужили интервью с представителями “альтернативных семей” геев Ростова-на-Дону.
Эта статья, тщательно выстроенная и теоретически, и терминологически, представляет, с моей точки зрения, редкий у нас образец научного сочинения, которое в силу прозрачности изложения доступно всем, кто готов на некоторое умственное усилие. Четко обрисован теоретический фон, по контрасту с которым строит свою концепцию автор; понятно, что его задача — это проблематизировать саму интерпретацию длительного партнерства в мужской гомосексуальной паре как альтернативную семью или же, напротив того, как альтернативу семье . Автор показал, что даже длительное сожительство в мужских гомосексуальных парах следует интерпретировать как партнерство, представляющее собой альтернативу семье именно как институту. Психосоциальным фоном для самих геев все равно остается гетеросексуальная семья, относительно которой они — пусть отрицая ее для самих себя — самоопределяются.
К сожалению, статья Н. Нартовой о российских лесбийских семьях очень далека от уровня анализа, продемонстрированного Д. Воронцовым.
Несколько замечаний о способе подачи материала в рецензируемом издании. Заслуживает всяческих похвал тщательность переводов с английского, наличие избранной библиографии, включающей данные о релевантных интернет-сайтах, подробные сведения об авторах, с электронными адресами.
К сожалению, во многих текстах вместо анализа — пусть даже простодушного — мы находим механический перенос западного концептуального ресурса и терминологического аппарата на нашу почву. Например, только следованием чужой интеллектуальной моде можно объяснить поиск аналогий между социальной функцией чернокожей няни (mammy) на американском Юге и ролью няни в русской семье (статья Э. Мур и А. Эткинда). И нужно быть тотально беспамятным, а заодно и эмоционально глухим, чтобы известную фразу вождя “сын за отца не отвечает” изъять из событийного контекста 30-х годов, сопроводить вопросительным знаком и вынести в заглавие работы о комплексе безотцовщины в советской литературе, как это сделали Т. Снегирева и А. Подчиненов.
Вместо заключения позволю себе на собственный лад истолковать подзаголовок сборника “Семейные узы”: это не столько модели для сборки, сколько элементы, соотношение которых с целым можно уяснить, лишь придумав подходящую модель .
Тут уж дело за читателем, на вдумчивость которого я искренне рассчитываю.
Ревекка Фрумкина.
КНИЖНАЯ ПОЛКА ПАВЛА КРЮЧКОВА
+9
Юрий Кублановский. Дольше календаря. М., “Время”, 2005, 736 стр.
…Здесь — практически всё, по мнению автора, значимое, что написалось за четыре десятилетия, а затем, с помощью Гутенберга, год за годом периодически отчуждалось от автора. Забегая вперед, скажу, что так и не смог я припомнить, в каком еще поэтическом собрании подобным образом сплавились лирическая энергия и неуклонная последовательность развития жизненного сюжета, приобретающего плотность “автобиографического романа”.
Конечно, предшествующие этой книге двенадцать сборников Кублановского выполняли — каждый — свою задачу, содержа в себе пережитое и пройденное — с неповторимыми краской, музыкой, душевными и физическими перемещениями, вглядываниями внутрь и окрест. Но, во-первых, далеко не каждую книгу составлял сам автор, а во-вторых, некоторые стихи, кочуя из сборника в сборник, бывало, менялись в читательском восприятии, вбирая в себя разнообразие смыслов. Например, случалось так, что неподдельно-свежий, исповедальный — постепенно замещался “представительским”, “знаковым”, поддерживая сюжетную линию той или иной книги. Экзистенциально текст, конечно, не “остывал”, но он как бы “старел”. Вспоминаются и более причудливые перемены красок.
Читать дальше
