Ставший литературной визиткой Карасева рассказ “Запах сигареты” весь составлен из кратких заметок об армейском самодурствующем абсурде. Оздоровительная дедовщина в армейской больнице; марш перед самым обедом — каждый раз капитан разворачивает роту на подходе к столовой и заставляет проделывать тот же путь — так что в конце концов солдаты, поняв, что скоро для них в столовой ничего не останется, “не сговариваясь, рассыпались в разные стороны, растворившись в раскаленном июньским солнцем воздухе”; смена позиции — из зеленого укрытия на лысую горную высоту; пьяная стрельба по воображаемому врагу в чеченских горах — “на третью ночь „навоевавшиеся” офицеры не „заказывают войну”, но, когда плохо проспавшийся Сорокин вылезает из землянки и орет: „Ежик, ты где?”, нас действительно обстреливают из пулемета”.
Отношение главных героев Карасева к своей армейской службе соответствующее. Три рассказа — три типа героев, поведение которых так или иначе спровоцировано армией. В “Запахе сигареты” действует персонаж самого благородного типа — бунтарь, духовный родич героя Гуцко. Он отстаивает свои права и независимость даже в ущерб удобствам и привилегиям.
Менее привычны герои двух других рассказов. В “Капитане Корнееве” повествование ведется от лица армейца, верящего в свое дело. Это офицер, всерьез желающий пробудить подчиненных к функциональной работе на войне. Его свежий энтузиазм будет в итоге погашен безнадежной гнилью армейской системы. Он окончательно распустит солдат и станет ко всему равнодушен.
Очень неоднозначным получился герой-рассказчик в произведении “Своя позиция”. По сути он — одна из добродушных масок нашей армии, такое незлобное, обсвиневшее чудище. На первый взгляд в этом персонаже нет ничего особенно вызывающего, но по мере чтения в душе усиливается негодование: так быть не должно. Автор подает своего героя с долей иронии — достаточно сдержанной, чтобы мы почувствовали: именно такие бойцы в нашей армии — в порядке вещей и норме жизни.
Рассказчик как будто делает то же, что и герой “Запаха сигареты”: борется за права. Но делает это в соответствии с неуставной армейской этикой: “…получил информацию о том, что я, младший сержант Ухтомцев, должен срочно заступить дневальным по штабу части. С ума сойти! Это с обязанностью убирать офицерский туалет! С такой несправедливостью я не мог согласиться — я был по званию младший сержант, а по сроку службы, что намного важнее, „старый”, то есть отслужил уже полтора года. <���…> Почему дежурным по штабу при этом назначался младший сержант Лебедев со сроком службы полгода, я не спрашивал, а упор в своих возражениях делал на положения устава, не предусматривающие заступление сержантов дневальными. Здесь я проявил себя твердым уставником”. За попытку отстоять свои права — формально, а на деле — за дерзость и смелость перед лицом старшего по званию — герой отправлен на гауптвахту. Сюжет нам уже знакомый. Но если у Гуцко заключение героя получает трактовку в рамках художественного замысла автора, то Карасев подает гауптвахту не философски, а реалистично. Его герой в заключении не углубляется в себя, а продолжает веселый бунт безмятежного халявщика против труда и дисциплины. “Трудно было попасть на губу простому смертному солдату. Это было своего рода элитное заведение для отборных разгильдяев, людей, уважаемых солдатской серой массой, — одно на весь огромный гарнизон”. В рассуждении о том, как часто и легко герою удавалось нарушать запрет на курение в камере, звучит настоящая школярская удаль. Нарушение предписаний как молодецкое достижение солдата — это ли не знак разложения системы военной службы?
“Своя позиция” — название с подковыркой. Позиция не как принцип, а как удобное расположение. Не вызов, а приспособленчество. “Своя выгода” — вот как можно назвать этот рассказ. Герой плевать хотел на исполнение своего долга перед системой — ему лишь бы к ней максимально приспособиться. Не прав ли он, если сама система воспитала в нем привычку выживать за счет лжи, ненависти и лени и потому не стоит ни уважения, ни жертв?
В рассказах Карасева очевидны направления, по которым автору, видимо, предстоит себя развивать.
Карасев явно злоупотребляет минимализмом и самоустранением (см. об этом в статье “Обретение нового” его сверстника А. Рудалева — сб. “Новые писатели”. Выпуск второй. М., 2004).
Читать дальше
