Андрей Битов. Он пиарил только русский язык. 9 февраля удивительному писателю Юрию Ковалю исполнилось бы 70 лет. Записала Ирина Скуридина. — “Новая газета”, 2007, № 9, 7 февраля .
“Замечательное было время, замечательный был возраст, замечательный был снег, замечательный был смех, замечательное было понимание. Потом как-то жизнь развела, потому что как только меня выпустили на Запад, так меня здесь и видели, я стал после пятидесяти восполнять западный опыт...”
“Я думаю, что он [Юрий Коваль] один из самых чистых служителей русского слова, которые тогда жили. Его более абсурдная и абстрактная проза тогда еще не была известна, и он был закрыт детской тематикой. Но времена поменялись. Советская власть хороша тем, что плохое от хорошего очень легко отличить”.
“Юрий Коваль — чистая литература, прозаик на всем протяжении. В слово „прозаик" я вкладываю особый смысл. Это человек, чувствующий слово не меньше, чем поэт, но в прозе. Я вообще считаю, что русская литература непрофессиональна по традиции. Она любительская. Быть любителем, высоким любителем, так чтобы выдавать образцы, а не продукцию, — вот это и есть традиция русской литературы”.
Михаил Бойко. Чертик из ефрейторского ранца. 220 лет со дня рождения Артура Шопенгауэра. — “НГ Ex libris”, 2008, № 6, 21 февраля .
“Стихийных шопенгауэрианцев больше, чем стихийных марксистов, ницшеанцев и фрейдистов вместе взятых. Все, кто верит в „закон бутерброда" (иногда его называют „законом подлости"), — стихийные шопенгауэрианцы. Каждый, кто в минуты беспричинной грусти вздыхает: „Все плохо", а после пятиминутного размышления уточняет: „Очень плохо", — тоже...”
Илья Бражников. Исчерпанность острова и града. Реализованная утопия и открытый Апокалипсис. — “Политический журнал”, 2008, № 3, 26 февраля .
“Утопия наконец начинает осуществляться и в России. Именно сейчас, а отнюдь не тогда, когда советской антиутопией пугали весь мир. Но теперь понятно, что жизнь в СССР была глубоко традиционна, в чем-то даже архаична по сравнению с тем, что всех ждало на выходе”.
“Характерно и то, что последний большой островной западный сюжет, реализованный в анимационном фильме „Мадагаскар" (2005), несет в себе весь комплекс мотивов утопического хронотопа — от просвещенческого „крушения" и романтического „бегства" до „одичания" и „дегуманизации". Финал открыт: герои хотят покинуть остров, но не могут этого сделать. Спасение оборачивается розыгрышем, герои прощаются с островом, но плыть им некуда, не на что и незачем. Оба ключевых утопических хронотопа — город и остров — исчерпаны до конца как в своей связи, так и в своей противопоставленности. Поэтому финал — это затянувшееся шоу на берегу. Похоже, что шоу на пляже (на берегу) — это и есть сегодняшнее состояние западной цивилизации (подобный эпизод, кстати, есть и в романе Уэльбека). Из этой сюжетной коллизии для западного рацио на самом деле нет выхода. Потому, несмотря на гарантированный успех, так и не вышел „Мадагаскар-2"”.
“Современное прочтение романа [Замятина] „Мы" подсказывает, что сегодня на земле разворачивается конфликт не светлых и темных сил, не христианства и его противоположности, но внутренний конфликт двух демонических сил. Это борьба дьявольской несвободы и дьявольской же вседозволенности, падшего разума и падшего естества. Это конфликт последних времен, конфликт, когда, по слову Евангелия, „живые будут завидовать мертвым". Россия могла бы уклониться от этой схватки „Чужого" и „Хищника", однако ее с неодолимой силой втягивают в эту борьбу, итогом которой будут дальнейшая атомизация и распад, последствия которого непредсказуемы”.
Дмитрий Быков. Авитаминоз. — “Огонек”, 2008, № 9, 25 февраля — 2 марта .
“В современной России нет детской литературы и детского кинематографа”.
“Маршалы готовятся к прошлой войне, детские писатели пишут для тех детей, какими они были сами, помогая им решать давно решенные проблемы”.
“Беда не в том, что нам нечему научить наших детей. Беда в том, что нам нечего объяснять самим себе: сам процесс творчества, всегда сопряженный с поисками таинственного и непредсказуемого, скомпрометирован и вытеснен из нашего сознания. Если сейчас начать всерьез думать, можно додуматься до чего-нибудь такого, с чем уже нельзя будет жить так, как живем мы. Проще отделаться готовыми форматами и ответами, а для детей переиздать Успенского или Остера (которые сами, кажется, давно все себе объяснили)”.
Читать дальше
