…Странные все-таки порой встречаются в “ЛУ” сентенции. Вот литератор Борис Лукин в пространном критическом произведении (“О стихах, о талантах… о Поэзии, или Танцуем от печки”) горячо толкует об ангажированности, напоминает о региональных изданиях и литераторах (правильно, что напоминает). А перед тем как процитировать полностью “Россию” любимого им (и мною) Дениса Новикова (“лучше поизучать хорошенько творчество усопших”), вешает на живых и мертвых какие-то бегло-грубые ярлыки. О Солженицыне говорит мимоходом, что “кабы не гулаговские миллионы, кто бы его помнил”. О Кибирове и Гандлевском — что “абсолютно непонятно, чем два последних в своем творчестве отличаются от Ватутиной”. И что-де Борис Рыжий “будто бы ярко просиял” по чьему-то там мнению… Неловко как-то и за Лукина, и за лицо издания.
Станислав Рассадин. Один из нас. — “Знамя”, 2011, № 2.
“Поэзия Олега Хлебникова безотрадна, горька. <���…> И если Хлебников занят своими, как говорится, проблемами, комплексами ( „Жалко мать. Отца. Россию — место родины, язык. Жалко молодость и силу — жить без них я не привык”), то, не выбывая из „муравейника”, как и не подчеркивая сугубой причастности, что как раз вызывало бы подозрение в желании присоединиться, примкнуть к чужому. В этом смысле я, зная опасность такого определения, решусь назвать стихи Хлебникова народными. Правда, ныне опасность невелика: это раньше заявление „Я — поэт из народа” словно вешалось на грудь, как гордый знак отличия, превосходства, и чаще всего „человеком из народа” объявлял себя как раз человек из подворотни. В данном случае речь может идти о пресловутой „народности” как о готовности разделить общий грех „муравейника”; о мучительной неспособности вырваться из состояния опять-таки общей виноватости <...>.
Вот почему пессимизм, о котором не перестаю талдычить, есть не что иное, как способ существования. Незавидный? Что делать. Лучше все-таки жить без иллюзий. Не легче, но лучше. Если иллюзия, как сказано в одной умной книге, есть консервация идеала (его, добавлю, анестезия — пусть, мол, отлежится в заморозке до времен, когда его можно будет реализовать или, что достижимее, приблизиться к нему), то отсутствие иллюзий, которое, отчего бы и нет, можно назвать хоть пессимизмом, — средство выжить в настоящем. Конечно, духовно”.
Роман Словацкий. За коломенцев! Опыт новогоднего тоста. — Журнал Общества любителей вольных прогулок “Околоколомна”, Коломна, зима 2010 — 2011, выпуск третий.
“Отличить уроженца благословенной Коломны от приезжего можно безошибочно: спросите, как правильно назвать жителей этого города: коломенцы или коломчане? Если вы получите второй ответ, знайте: имеете дело с человеком, чуждым здешней традиции”.
Причудливое, в хорошем смысле “игрушечное издание”. У Общества есть секретарь (Наталья Никитина) и представительская редколлегия от городов: поэт Игорь Сорокин представляет, например, Саратов. Главные коломенские “бренды”: Иван Лажечников с “Ледяным домом” и знаменитая пастила. На четвертой стороне обложки — обращение-анонс к “господам гуляющим”: “Спешим сообщить, что четвертый выпуск журнала предполагается посвятить географии жизни и творчества писателя Бориса Пильняка, благодарного жителя коломенского посада”.
Константин Таратухин. Мой год чеченской войны. — “Посев”, 2011, № 1 (1600) .
“Я хочу рассказать о войне, увиденной глазами солдата и члена НТС, хочу рассказать, что думали об этой войне солдаты, офицеры и прапорщики, с которыми меня сводили фронтовые будни. К сожалению, и сегодня я не обо всем могу рассказать”.
Константин Леонидович Таратухин умер прошлым летом в возрасте 40 лет.
Ирина Чайковская. Дело о деньгах. Из тайных записок Авдотьи Панаевой. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2010, № 12.
Как бы живущая в Бостоне писательница и драматург не открыла кингстоны: здесь действуют “Некр-в”, “Пан-в”, “Тург-в”, “Бел-й”, “Герц-н” и другие персонажи с легко угадываемыми прототипами, крупными и “неприкасаемыми”, само собой. Ну правда, кто будет сокрушаться о выведенном здесь “Андрее Краевском”, редакторе “Отечественных записок” (Краевский, замечу, а не “Краев-й”)? А вот “Тург-в” — другое дело.
Жди теперь чье-нибудь “Дело о дуэли. Из тайных записок Натальи Гончаровой” (шучу). А роман — интересный.
Читать дальше
