См. также: Владимир Винников, “Личутище” — “День литературы”, 2005, № 3, март .
Просто Юрский. Беседу вела Мария Седых. — “Итоги”, 2005, № 11 .
Говорит Сергей Юрский: “Все в большей степени это Библия и попытка проникновения в сознание христианско-православное. Это опора. Это серьезная опора. Это выход за предел своих театральных связей через чтение некоторых книг, и прежде всего ежедневное чтение Библии. Это общение с людьми церковными. И общение с людьми антицерковными. Потому что мне крайне интересны сегодняшние откровенные атеисты. И совсем не интересны новообращенные, такие же, как я”.
См. также: “Почитайте мемуары людей, близко его [Сталина] знавших. Там одно из самых частых слов применительно к нему — обаяние. Это уже потом, в сороковые, получился законченный монстр, каким я его показываю во втором действии [спектакля]. Он был остроумен, его реплики цитировались окружением… Легко сопротивляться тирану, когда он чудовище. Я хочу, чтобы вы ему сопротивлялись, когда он очарователен”, — говорит Сергей Юрский в беседе с Дмитрием Быковым (“Собеседник”, 2005, № 10, 16 марта ). Он же — здесь же: “<���…> когда все горит, шансы уцелеть проблематичны. А когда гниет, это гниение может еще растянуться на столетие. Людей жалко”.
См. также: “Так вот вы спрашиваете, хорош ли человек. Я думаю, что человек плох, потому что он во всех смыслах плохо себя проявил. И тот крик, который доносится со всех сторон, меня совершенно не убеждает. Это крик, что все дело в том, что до сих пор не принят закон, по которому, если человек сделает то-то, ему сразу сделают то-то. Вот когда примут этот закон, то сразу будет хорошо. Не будет. <���…> Потому что человек настолько мерзок и изобретателен в своих гадостях, что законов не напасешься”, — говорит Сергей Юрский в беседе с Игорем Шевелевым (“Российская газета”, 2005, 3 марта ).
Валерия Пустовая. Быстрее, короче, легче. — “Октябрь”, 2005, № 2.
“[Евгений] Лесин может служить символом не только разочарованной усталости газетной критики, но и ее аллергии на великое, сильное и пафосное в литературе”.
Владимир Романов. “Германский заговор” в амурской деревне. По следам политических репрессий. — “Дальний Восток”, Хабаровск, 2005, № 2, март — апрель.
30-е годы. Немцы на Дальнем Востоке.
Андрей Рудалев. Литературные тени. Современность на фоне классики. — “Москва”, 2005, № 2.
“Современность — это взгляд на мир, который возможен только сейчас и которого не будет завтра”.
Евгений Сабуров. Экономический либерализм и литература в школе. — “Неприкосновенный запас”, 2005, № 1 (39).
“Меня заинтересовало то, что в предложенном стандарте начисто отсутствовал весь ХХ век русской литературы. То есть, конечно, там была малохудожественная попса, перепевающая XIX век. Так, например, непримиримый спор вызвал вопрос: то ли „Тихий Дон” навесить школьнику на уши, то ли „Доктора Живаго”. Поскольку „Доктор Живаго” меньше по объему, я был за „Доктора”. И вообще либеральней. И крови поменьше. Но невольно вырвался у меня вопль: „А почему ж ‘Петербурга‘-то нету?” Тут один российского образования академик прошипел мне: „Пойдем выйдем”. Вспомнив школьные годы, я по-бойцовски вскинул голову и вышел. „Наши учителя, — объяснил он, с ненавистью глядя на меня, — не то что преподавать ‘Петербург‘, они его прочесть не могут”. Я был раздавлен его правотой”.
Наталья Самутина. “Бумер”: приключения жанра на российских дорогах. — “Историк и художник”. Ежеквартальный журнал. 2005, № 1 (3). .
“Бандиты в „Бумере” не побеждают и не властвуют, даже не борются особенно за территорию или богатство (если не считать таковой борьбу за деньги на бензин и на тарелку супа в придорожной забегаловке). Они бегут”.
См. также: Вадим Волков, “От вымысла к реальности: „Брат-2” и „Бумер”” — “Неприкосновенный запас”, 2004, № 6 (38) .
Александр Секацкий. Вирус утопии: проблема передачи. — “Критическая масса”, 2004, № 4.
“Такие величественные монументальные формы, как комплекс ВДНХ или „Книга о вкусной и здоровой пище”, сегодня прочитываются с неподдельным энтузиазмом. Природа энтузиазма ясна далеко не сразу, в особенности если еще не остыло ощущение абсолютной внутренней фальши соцреализма и „стиля Сталин” как его квинтэссенции. Изнутри, в качестве безальтернативного интерьера повседневной жизни, все черты воплощенной утопии образуют мрачный тюремный антураж. Но по мере увеличения дистанции, как хронологической, так и позиционной, интерьеры эпохи обретают совсем другую тональность: они притягивают, зачаровывают по всем правилам категории возвышенного”.
Читать дальше
