Николай Байтов. Внутренняя литература как болезненное состояние. — “Рец”, 2004, № 23, декабрь .
“Теперь, перечислив эти пункты, я вижу, что моя задача проста: я должен описать графоманию в точном значении этого слова, т. е. устранив все эти усвоенные бытовым сознанием примеси. И здесь, естественно, я буду прежде всего опираться на собственный писательский опыт”.
Здесь же и другие тексты того же автора: “Когда патриарх Московский и всея Руси Алексий II наградил Барри Алибасова орденом Александра Невского (или каким-то еще орденом — я не помню), — тогда я понял, что жизнь кончилась. Не моя жизнь, а жизнь вообще. (Так и вижу слово „Бари” мгновенно подчеркнутое мне красной волнистой линией, — поэтому сразу пишу „Барри”, — пишу на бумаге гелевой ручкой.) Помню, об этом мне сообщила Ольга Ермолаева, заведующая поэзией в журнале „Знамя”. Она показала мне заметку в газете — „Патриарх Московский наградил…” — и спросила: „Ну, Николай Владимирович? — и как после этого жить?” Я согласился: „Да, Ольга Юрьевна, жить нельзя”… И что интересно: я согласился не формально, не для поддержания разговора, — я согласился всей своей экзистенцией…” (Мемуар № 2).
Павел Басинский. Сирота казанская. — “Октябрь”, 2005, № 2.
“Казалось бы, в сравнении с громким отлучением Толстого временное отлучение (епитимия) юного Алеши Пешкова — явление незначительное, но это не так...” Главы из книги “Максим Горький. Версия духовной судьбы”, готовящейся в издательстве “Молодая гвардия” (серия “Жизнь замечательных людей”).
См. также: Павел Басинский, “Горький” (главы из книги) — “Новый мир”, 2004, № 11.
Владимир Березин. Замужем за Рублевским шоссе. — “Книжное обозрение”, 2005, № 9-10 .
“Что такое „гламур”, подлинно никому не известно. Понятно, что последние месяцы антонимом к слову „гламурно” употребляется слово „готично”. А это только показывает, какая восхитительная разруха у людей в головах”.
Василий Бетаки. Из книги воспоминаний “Снова Казанова”. — “Toronto Slavic Quarterly”, № 11 .
Середина 70-х . “В следующий раз я приехал во Франкфурт уже осенью, на ежегодную конференцию журнала „Посев”, которая, по сути, была очередным съездом НТС. <���…> Тарасова показала нам письмо только что объявившегося в Вене „московского поэта Эдуарда Лимонова”. Он возмущался моей статьей в „Гранях” о новых абсурдистах. Я в этой статье писал, что тех из них, кто „серьезничает”, читать скучно, а вот те, у кого есть чувство юмора, пишут гораздо забавнее. К этим последним я отнес не печатавшихся в СССР Кузьминского и Лимонова. И вот Лимонов в бесконечно-длинном письме утверждал, на полном серьезе и раздраженно, что никакого у него „чувства юмора нет, и не было” и что он даже и не поэт, а „русский национальный герой”. <���…> Ну а еще Лимонов совершенно правдиво сообщал редакции, что он в Харькове и в Москве шил на заказ брюки, в силу чего и „являлся символом непокоренного существования”. И вот финал письма: „Моя фамилия Савенко, но как Лимонова знает меня Россия”. Все это было бы веселым и забавным шутовством, — „стёбом”, хотя тогда этого слова еще и не существовало, если бы не то, что в какой-то момент возникало ощущение, что этот человек вовсе не шутит”.
Елена Богданова. Советская традиция правовой защиты, или В ожидании заботы. — “Неприкосновенный запас”, 2005, № 1(39) .
“„Забота” в том или ином смысле сохраняла позицию активно эксплуатируемого понятия практически на всем протяжении существования советского общества, приобретая в определенные моменты статус важной составляющей официальной идеологии. <���…> К середине 1960 — 1970-х годов „забота” превратилась в официальный код и правило взаимоотношений внутри советского общества. Так, если в Конституции 1936 года слово „забота” не встречается вообще, то в преамбуле к Конституции 1977-го государственная концепция общественных отношений выражена следующим образом: „Советское общество — это общество, законом которого является забота всех о благе каждого и забота каждого о благе всех””.
Владимир Бондаренко. Римские заметки. — “День литературы”, 2005, № 3, март .
“Сейчас Италия может ругать как угодно, и во многом за дело, свергнутого диктатора, но само итальянское государство живет в тех параметрах, которые были закреплены в его эпоху. Может, это и была его главная функция, в этом было его историческое предназначение? А все остальное — неизбежные наслоения времени и „человеческий фактор”?”
Читать дальше
