Далее повествуется о гибели шкафа. Лев Шестов: говорят, от грошовой свечи Москва сгорела — от двух грошовых свечей, Распутина и Ленина, сгорела Россия. Вот и шкаф тоже сгорает от грошовой свечи, запаленной в его недрах двумя мелкими безмозглыми существами для ничтожной картежной надобности. Какой шкаф погубили! Прямая апелляция к булгаковской Аннушке, возможно, той самой (наверняка той самой!), что разлила масло, идиотическая небрежность ее — и нету дома, сгорел дом.
Большая часть мышиной фамилии погибла во время пожара, и наша героиня живет в отблесках его пламени, теперь ей уготована та же злая участь. Пожар вспыхивает ночью, когда мышь спит и почивает. А надо бы бодрствовать! Шкаф (неодушевленная проекция мыши) со всеми его сокровищами погибает в огне. А надо бы собирать сокровища, огня не боящиеся! Само собой, я не имею в виду рукописи, что за глупость, один ляпнул — все наперебой повторяют, рукописи горят отменно. Шкаф погибает — Мышь чудесным образом спасается. Впрочем, спасение ее можно понимать и метафизически: как спасение в жизнь вечную. Огонь освобождает Мышь от порабощающей вещественности шкафа (скорее — Шкафа). В таком случае и брак ее с тараканом по ту сторону заключенного в шкаф бытия — брак мистический, хотя и наполненный убедительными приметами посюсторонней жизни, можно представить, что все это происходит в раю Сведенборга, где (допускаю) смешанные браки бывают счастливыми.
В инобытии Одинокая Мышь перестает быть одинокой, становится самой обыкновенной мышью, теряет интерес к творчеству (писание поздравительных открыток) — тщетной компенсации неполноты бытия, жизнь ее, как и любая иная, наполненная семейным счастьем, тривиализуется, если только считать тривиальным брак мыши с тараканом, а почему бы, в сущности, нет, я сам знаю несколько: раз, два, три, четыре, нет, все-таки три таких брака.
1 Эко Умберто. Маятник Фуко. СПб., “Симпозиум”, 1999, стр. 75.
2 Эко Умберто. Маятник Фуко, стр. 144.
“Замкнутый гений”
Владимир Корнилов. Собрание сочинений в 2-х томах. М., ИД “Хроникер”, 2004.
Том первый — Стихи и поэмы, 480 стр. Том второй — Проза, 432 стр.
У Владимира Корнилова есть такие стихи:
Я себя не дурил мечтами,
Сколько мог, отгонял их прочь,
Всю дорогу менял местами
Два глагола — мечтать и мочь.
Оттого-то любая малость
Невпопад, а порой впопад
Удавалась мне, исполнялась,
Правда, лет через пятьдесят.
Когда удается и складывается все, что человек намечает (намечтает), — это, конечно, хорошо. Когда исполнения надежд и воплощения замыслов нужно ждать “лет пятьдесят”, это значит, что человек шел по собственному, ему одному предназначенному пути, но дорога была очень тяжелой, почти непосильной.
Двухтомник Владимира Корнилова — самое полное собрание сочинений большого русского поэта, вышедшее после его смерти. Поэт умер 8 января 2002 года. На обложке книги помечено: “Издание осуществлено благодаря гранту Президента Российской Федерации, присуждаемому для поддержки творческих проектов общенационального значения в области культуры и искусства”. Что-то вроде посмертной госпремии.
Владимир Корнилов родился в 1928 году. Олег Чухонцев вспоминал в программе на радио “Свобода”: “Впервые я услышал о Корнилове, когда в первом „Дне поэзии” в 1956 году вышло его звонкое стихотворение
Взвод устал в походе,
Взвод от пота взмок,
А святой колодец
Заперт на замок.
Видим, в рясе синей,
С цепью золотой
Поп идет красивый,
Очень молодой.
Это замечательное, звонкое, молодое стихотворение сразу сделало Корнилова известным в литературных кругах” .
В 1961 году в сборнике “Тарусские страницы” была опубликована стихотворная повесть Корнилова “Шофер”, которая принесла поэту читательский успех. Анна Ахматова в 1964 году, давая Корнилову рекомендацию в Союз писателей, так представила его поэзию: “Яркий гибкий стих, талант точной и выразительной обрисовки современных характеров, настойчивые и плодотворные поиски путей освоения современной разговорной речи”.
Слава обещалась и уже подступала, но Владимир Корнилов оказался человеком, который идет только своей дорогой, вне зависимости от того, как меняется конъюнктура. Корнилов стал диссидентом. Его перестали печатать. Сначала стихи, а потом и переводы. Исключили из Союза писателей. Но Корнилов гнул свою линию, и она оказалась прочнее, чем линия партии. Кто бы мог подумать.
Читать дальше
